Все уже прекратили спорить и с большим любопытством разглядывали ее. Она выпрямилась во весь рост:
– У нас поручение от верховного короля Халдии.
Зеленые плащи тут же прониклись к нам уважением. Они переглянулись – зеленые шляпы и маленькие круглые скуфейки завертелись и закивали.
– Ну хорошо, – сказал тот, что с птицей, – наверное, нам лучше всего отвести вас к нам в Дом, и там мы погадаем, какой сегодня день. Вы не откажетесь с нами позавтракать?
– Конечно! – с чувством воскликнул Ивар.
У Огго громко заурчало в животе.
– С превеликим удовольствием, – отвечала тетя Бек все так же величаво.
Тогда зеленые плащи побежали дальше выбирать рыбу. Я заметила, что они за нее почти ничего не платили – большинство рыбаков охотно давали им рыбу даром.
– На удачу, – говорили в таких случаях рыбаки и горстями ссыпали в корзины серебристую рыбешку.
За пристанью была рыночная площадь. Там монахи приобрели охапку хлебов, несколько горшков масла, много ранних яблок и целую гору вишни. И снова почти никто не взял с них денег.
– Ради такого, пожалуй, можно и святым побыть, – сказал мне Огго, когда мы вышли с рыночной площади и углубились в город с его серыми домишками.
Там он опять пихнул меня локтем и на что-то показал. Я едва успела разглядеть Страхолюдину, тот сидел в пятне солнечного света с большущей рыбиной в зубах. Но когда мы поравнялись с этим местом, его и след простыл.
– Как ты думаешь, этот зверь волшебный? – шепнул Огго.
– Да, – ответила я. – Наверняка.
Монахи и монахини отвели нас на окраину города, весело болтая на ходу. Их Дом, когда мы к нему подошли, оказался похож не на святилище, а скорее на сеновал. Он был темный и очень высокий и теплый внутри – посреди прямо в полу по старинке горел невозможно дымный костерок. Ивара этот костер очень удивил, потому что пламя было низкое, тусклое и в нем тлели какие-то темные комья. Раньше Ивар видел только дровяные очаги и печи и не сводил глаз с этого костерка.
– Чем это они топят? – спросил он.
– Торфом, – отозвалась тетя Бек. – Говорят, весь остров целиком торфяной.
Торф – это вроде бы куски болотной земли, но готовить на нем рыбу одно удовольствие. Мы и оглянуться не успели, как рыба вовсю зашкварчала на железных сковородках. Нам вручили по полной деревянной тарелке с горкой этой жареной рыбы, а к ней – ничего, кроме куска хлеба. Все расселись есть на полу. Длинные ноги Огго и Ивара постоянно всем мешали. Я не меньше мальчишек не привыкла есть на полу и все время ерзала, пытаясь устроиться поудобнее. Тетя Бек, конечно, уселась как ни в чем не бывало, грациозно скрестив ноги, и так изящно брала рыбу кончиками пальцев и помогала себе хлебом, словно всю жизнь так делала.
– Ужас что такое, вот что я вам скажу! – ворчал Ивар. – Это дикарство!
К счастью, у него хватило ума ворчать шепотом, но все равно тетя Бек наградила его своим самым ядовитым взглядом. Ивар стал весь красный и развернулся к тете Бек спиной.
Рыба была на диво вкусная. Мы все наелись до отвала, потому что сильно проголодались. Когда мы поели, по кругу передали засаленную тряпку, чтобы вытереть руки, – тетя Бек только губы поджала, когда увидела ее. Потом монахи и монахини притащили уйму каких-то странных приспособлений, а еще счеты, несколько листов пергамента и угольные палочки и принялись высчитывать, какой сегодня день недели.
– У меня получается, что пятница, – шепнул мне Огго. – Мы ведь отплыли в понедельник, да?
В этот миг на стропила взлетела огромная зеленая птица – только и мелькнули длинные зеленые перья – и закричала:
– Сегодня четверг! Сегодня четверг!
Мы с Иваром и Огго прыснули. А тетя Бек сказала:
– Я слышала о попугаях. Он бы с тем же успехом сказал, что сегодня воскресенье. Тише.
Но монахи и монахини – просто в голове не укладывается! – так и не могли решить, какой сегодня день. В конце концов тетя Бек потеряла терпение и встала:
– Мы немедленно отправляемся к королю и готовы взять на себя ответственность за то, какой сегодня день. Кто-нибудь окажет нам любезность и проводит нас?
Монах с попугаем тоже встал. Мы уже знали, что его зовут Финн.
– Я их отведу и приведу обратно, если понадобится. Никто не видел мои сандалии?
Все кинулись искать обувку вдоль стен сарая, и в конце концов какая-то монахиня принесла пару сандалий из толстой кожи. Финн сунул в них мозолистые ноги и подозвал зеленую птицу себе на плечо.
– Пошли, что ли!
Он бодро подхватил сумку тети Бек. Огго взял и свою, и сумку Ивара, я – свою, и мы поблагодарили монахов и ушли. Когда мы уходили, все бросились кормить зверей, а о нас словно и забыли.
– А до короля далеко? – спросила я, когда дома остались позади.
– С милю или около того, – сказал Финн.
Я обрадовалась. Сумка была тяжелая. Я завидовала Ивару, который шагал себе впереди рядом с тетей Бек. Тропа, по которой мы шли, вилась вверх по пологому склону среди десятков маленьких зеленых полей – почти везде паслись овцы, но попадались и засеянные чем-то поля, вот только растения были мне незнакомы. По краям полей кустилась жимолость. В воздухе пахло сладкой влагой. Время от времени проливался дождик – легкий дождик, от которого у меня чесались брови, а попугай Финна досадливо топорщил перья.
– Берника – самый западный из наших островов, – объяснил мне Финн. – Поэтому весь дождь с океана за архипелагом достается нам.
– Поэтому у вас все такое зеленое? – спросила я.
Финн, довольный, кивнул. Он вообще всем был доволен.
– Берника – зеленый остров. Госпожа его любит.
– А король, к которому мы идем, правит всем островом? – спросил запыхавшийся Огго. Ему тоже было тяжеленько тащить сумки.
– Ой, ну что ты, нет, конечно! – сказал ему Финн. – Кольм правит только отсюда до гор.
Мы все завертели головами в поисках этих самых гор, но ничего не увидели. Я решила, что горы, наверное, очень далеко, а королевство Кольма очень большое, но тетя Бек сказала:
– Вы имеете в виду вон те холмики? – и показала на цепочку низеньких зеленых бугорков в нескольких милях от нас.
– Да-да. Я и забыл, что вы с сурового острова Скарр, – сказал Финн. – А на Бернике все такое нежное.
Вид у Огго стал презрительный. Ивар засмеялся.
– На Скарре их и предгорьями бы не назвали, – заметил он. – А этот попугай у вас давно?
– Зеленослезка у меня вот уже двадцать лет, после смерти старого Брайана, – ответил Финн. – А раньше он был птицей Алана, а еще раньше – Ситы, но Ситу я не знал, она умерла еще до того, как я родился.
– Так он, оказывается, очень старый! – сказала я.
