– Но ведь Рианнан такая красавица! – взвыла я.
– Ты тоже! – возразил Огго.
Я возмущенно вытаращилась на него:
– У нее волосы как спелый овес!
– А у тебя волосы точно такого цвета, как сливочные тянучки, которые варят в замковой кухне по праздникам, – сказал Огго. – И советую почаще носить их распущенными – они красиво вьются.
– Будут лезть в лицо, – возразила я. – А у нее большие голубые глаза.
– У тебя глаза такие же большие, – сказал Огго, – и обычно зеленые. Глаз такого цвета я больше ни у кого не видел.
– Но я же коротышка! А Рианнан почти с тебя ростом.
– Орясина! – раздраженно припечатал Огго. – Если ты твердо решила считать себя козявкой – вперед. Но не жди от меня сочувствия.
Тут я обнаружила, что уже не плачу, а смеюсь:
– Ладно, ладно! Но вот еще что: я петь не умею, а Рианнан ты слышал.
– Ну, поет, – пожал плечами Огго. – Но она же не мудрица. И я не думаю, что Ивар проникся к ней такими чувствами только из-за голоса.
Я снова посмеялась – немножко. Мы пошли дальше. И наверное, прошли еще добрую милю, прежде чем мне пришло в голову, что надо сказать Огго спасибо.
Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся:
– Не за что, Айлин.
От его слов мне настолько полегчало, что я даже стала посматривать на пейзаж. Одни зазубренные скалы кругом. Видимо, нигде поблизости не оказалось барда, чтобы напеть красоту, так что все было простое, как Страхолюдина, и такое же серое и кряжистое. Меня это очень утешило. Напомнило Скарр.
Однако вскоре мы вышли на возвышенность, которая была почти ровная, и трава на ней росла обычная – зеленая как зеленая. Повсюду паслись овцы. Они выходили на дорогу, таращились на нас и блеяли. За поворотом был загон с коровами, а за следующим поворотом – большой валун. Почему-то этот валун был обмотан веревкой с чем-то вроде корабельного якорька на конце.
– Они что, боятся, как бы валун не улетел? – удивился Огго.
– Поди знай с этим галлисским волшебством, – ответила я.
Не успела я договорить, как мы обогнули валун и увидели, что веревка тянется к сарайчику на склоне над дорогой.
– Нет, улететь может хижина, – заключил Огго.
За хижиной нас дожидались Рис и Финн. Когда мы их увидели, как раз подоспели Ивар и Рианнан. Все они повернулись и смотрели на нас.
– Добро пожаловать в Пэнди, – сказал Рис, когда мы поравнялись с ними, и жестом показал налево, на склон.
Там стояла большая старая ферма, вокруг которой бродили овцы. Дом уютно устроился между скал и каменных пристроек. На пороге показался человек, увидел нас, что-то закричал и бросился в дом. Когда мы подошли, дверь была распахнута, и встретить нас вышли отец и мать Риса, а следом целая толпа работников и служанок.
– Она выиграла состязания! – крикнул кто-то. – Так я и знал!
Мама Рианнан бросилась ее обнимать. А потом нас всех представили, и к повозке подбежал дюжий скотник, подхватил тетю Бек и так и перенес ее в Пэнди – она чинно сидела в его могучих руках, точно так же, как и тогда, на Скарре, когда ее несли в шлюпку. Внутри нас приняли очень гостеприимно. По-моему, я только там впервые в жизни почувствовала себя как дома.
Главной комнатой на первом этаже была просторная кухня, очень светлая, потому что в ней были беленые стены. Большие окна смотрели на юго-запад. В большом очаге горел огонь, хотя день был теплый, и скотник ловко пристроил тетю Бек в мягкое кресло у огня, а потом с топотом выскочил наружу – из кухни во двор вело сразу несколько дверей. Под потолком тянулись толстые черные балки, и с них свисала всякая всячина, и Зеленослезка мигом вспорхнул туда и уселся, придирчиво разглядывая связку лука. Страхолюдина направился прямиком к очагу. Четыре овчарки и целая орава кошек мгновенно освободили ему место, почтительно расступившись. Он улегся в самом теплом местечке, и, насколько мне помнится, его рокочущее мурчание сопровождало нас до вечера.
Все это я видела урывками, потому что тетя с дядей передавали меня из рук в руки и восклицали: «Ну точно дочка Гарета! Вылитый отец!» и «Ты знаешь, у тебя отцовские глаза!» и так далее. От этого у меня подступили слезы. Моя тетушка Венда оказалась почти такая же красавица, как Рианнан, только, конечно, старше, и волосы у нее были темнее. Дядю звали Бран. Я всматривалась в него, искала сходство с отцом, но уловить его было трудно, потому что дядя Бран был очень высокий и к тому же в окладистой бороде. Мне кажется, в нем была такая еле заметная величественность, какую я помнила в отце, как будто он был лучше всех, но ничего для этого не делал и вообще сам этого не знал. Точно такой же величественностью веяло и от Брента, младшего брата Рианнан.
Было так странно разом заполучить целую кучу родственников. А вскоре прибыли новые! Из домов по ту сторону холма прямо хлынули гости – с нами познакомиться. И каждый говорил мне: «Я внучатый племянник твоего троюродного дяди» или «А я племянница твоей бабушки». Их было так много, что я не смогла всех запомнить, как ни старалась. Помню только школьную учительницу и жреца, которые остались ужинать, и они тоже были мне родственники. Учительница была сестра тети Венды, очень ученая, даже образованнее жреца, а тот приходился Брану двоюродным братом. Мне это очень напоминало Скарр – там тоже все друг другу родня, – и пришлось бороться с очередным приступом тоски по дому.
От стремления принять всех гостей достойно поднялся переполох. Несли вино, заваривали чай, а Венда с двумя служанками проворно обносили всех оливками и соленым печеньем к напиткам.
Когда Ивар попробовал оливку, у него сделалось такое лицо, что просто умора. Он втянул щеки, зажмурился, скривил рот и в ужасе проговорил:
– Дайте куда плюнуть! Пожалуйста!
Рианнан покатилась со смеху, но все же выдавила:
– В огонь, дурачок, куда же еще!
А Огго воскликнул:
– Ой, я их помню! – и зачерпнул целую горсть.
Оливки ему и правда очень нравились. И тете Бек тоже. Огго сидел на табурете у ее кресла и кормил ее оливками по штучке, старательно вынимая твердые косточки. Косточками он бомбардировал очаг, и пламя так и шипело. По-моему, на каждую оливку, которую Огго давал тете Бек, он успевал съесть две.
Финн тихонько сидел в углу и ел все, что предлагали. Мне даже подумалось, что Финн может съесть все что угодно. Что до меня, то соленое печенье понравилось мне больше, хотя я допускала, что со временем, вероятно, распробую и оливки. Зеленослезка время от времени спархивал с балок, чтобы угоститься моим печеньем.
Когда во всем этом выдавалась минутка затишья, мы с Финном и Огго подбегали к окнам и глядели туда и не могли наглядеться. Угодья Брана тянулись вниз плавными уступами, залитыми солнцем. Ближайшие деревья, серовато-зеленые, были оливы. Но дальше виднелись и виноградники, и более привычные нам фруктовые сады, и целая череда полей со всевозможными злаками – я узнала рожь и овес, но были среди них и растения, которых я никогда не видела. А больше всего нас очаровали упряжки маленьких толстых лошадок, которые свозили в амбары телеги с урожаем. То есть это были не совсем телеги. У них не было колес. Каждая телега грузно парила в воздухе позади своей упряжки.
