Темный силуэт грузного мужчины на фоне темного сада в слабом свете звезд нарисовался у подмеченной нами яблони. Рука создания коснулась коры дерева, будто в попытке ощутить вновь что-то из мира плоти, огладила топорщившуюся колом бороду. Он вновь простонал. Затем печальный покойничек сделал шаг, чтоб встать поровнее под яблоней. В тот же миг раздалось звучное жадное клацанье, и "призрак" истошно заорал! Вопль вперемешку с ругательствами самого прозаического свойства огласил ночной сад.
— Попался голубчик! — злорадно завопила я, сигая через открытое окно и на бегу метая в мерзавца заготовленную заранее тройку рун, именуемую в пособиях по рунной магии весьма поэтично "оковы врага". Враг резко заткнулся и как подкошенный рухнул в траву.
Мы с Лаксом и Кейр оказались у яблони практически одновременно, Ярина, использовавшая для выхода из дома дверь, припоздала на какие-то несколько секунд. Тяжело дыша не столько от физической нагрузки, сколько от возбуждения мы окружили "призрака". Заправленная маслом лампа хозяйки и руна Кано высветили могучего бородатого мужика, раззявившего рот в беззвучном от магического кляпа крике. Нога "выходца с того света" была надежно защелкнута челюстями капкана — одного из нескольких приспособлений, установленных нами под вечер в саду, очень прочных, но сделанных специально так, дабы не портить ценную шкуру зверя. Я нагнулась и стянула с башки "нежити" картуз:
— Так проводим опознание. Ярина, знаком ли тебе этот человек?
— Фокма! — в удивлении ахнула крестьянка, всплеснув руками.
— Ты знала, что ее пугает человек? — усмехнулся мне Кейр.
— Нет, но решила на всякий случай перестраховаться, — скромно улыбнулась я. — Стало быть, этот твой родственник, Ярина. Очень интересно, какого же рожна он из себя привидение корчит? Уж не для того ли, чтоб ты хутор поскорее продать решилась?
— И на что только люди от жадности не идут! — резюмировал Лакс, малость разочарованный тем, что нежить оказалась самой натуральной "житью", не добавив ни капли к его личному опыту трансцендентального.
— Впрочем, не будем строить бездоказательных версий, давайте у нашего призрака обо всем спросим. Я сейчас заклятье сниму, с капканом на ноге он далеко убежать не сможет, пусть дает показания, — решительно объявила я и устранила магические путы.
— Фокма, зачем? — Ярина спросила с жалобной беспомощностью преданного доверия. — Неужто все из-за землицы?
Крякнув, мужик сел, встать с капканом на ноге у него все одно не вышло бы, и глухо пробормотал, глядя в землю:
— Вишь ты стыдобища какая вышла, а я ведь как лучше хотел. Только поверишь ли?
— Обвиняемый имеет право на оглашение своей версии происходящего, — заверила я его, поскольку крестьянка, кажется, временно потеряла дар речи. — Говори, мы выслушаем, а верить или нет, решим сами.
— Люблю я ее, — совершенно неожиданно признался Фокма, весь как-то сжавшись, что при его габаритах, видно, мальчик хорошо кушал и не только морковку, было затруднительно. — Сызмальства люблю, еще, когда ребятенками вместе играли, думал, вырасту, непременно женюсь. А ее родители за Парама отдали, ничего слушать не хотели, потом и меня оженили. Так и жил, как без сердца из груди вынутого от ярмарки до ярмарки, где хоть увидеться мог, словечком перемолвиться. Как умерла женка моя, бобылем остался, а потом и Ярина своего мужика схоронила, я и решил, дурень, еще смогу хоть напоследок счастье свое устроить. Намекал ей чуток, просил ко мне перебраться хоть как к родичу поначалу. Только она никак решиться не могла, вот я и скумекал, чуток пугнуть. Пусть не ко мне, так от нежити прочь убраться захочет. А вишь, ты как оно обернулось.
— Н-да, — протянул Кейр, огладив подбородок. Воин был почти шокировал. Он мог ожидать выходок такого рода от сумасбродки магевы, но не от крестьянина в летах.
— Амор, — задумчиво процитировала я, почесав нос, и глянула на Ярину. Не смотря на искусственное освещение, было совершенно очевидно, щеки предмета воздыхания Фокмы заливал совершенно девичий румянец, а глаза посверкивали так рьяно, будто крестьянка сбросила годков двадцать. Еще бы, готова поспорить, ничего столь романтичного, как этой ночкой, с ней за всю жизнь ни разу не приключилось. — Ну что, Ярина, тебе, как жертве розыгрыша, решать, что делать с этим Ромео будешь?
— Ох, Фокма, — ни малейшего укора в голосе женщины не было, только томное, удивленное довольство. — Да кабы я знала…
— Ну теперь-то знаешь, — пробормотал себе под нос незадачливый влюбленный.
— Знаю, — кокетливо потупилась Ярина.
— Сними с него капкан, — уяснив ситуацию, попросила я Кейра, и воин играючи расщелкнул челюсти монстра, освобождая ногу мужика. — А дальше они сами разберутся, когда свадьбу назначить, и кто к кому на хутор переезжать будет. Пошли, парни, им есть, о чем наедине поговорить.
Мы уже собрались удалиться, чтоб оставить сладкую парочку в саду тет-а-тет, когда я резко развернулась и спросила:
— Да, Фокма, чуть не забыла, а каким образом ты стоны изображал?
— Да вот, дудочка, — мужик прекратил растирать и ощупывать ногу, вытащил из глубин бороды тоненькую деревянную штуковину и протянул мне.
— Классная вещица, спасибо, — нахально поблагодарила я и сунула пугалку в карман. Никогда не знаешь, когда могут пригодиться такие приколы.
Поворачивая за угол дома, я еще разок оглянулась и увидала идиллическую картинку. Ярина и Фокма сидели под яблоней рядком, целомудренно взявшись за руки, и о чем-то шептались.
— Да, Лакс, так нам и не удалось на нежить поохотиться, — я цокнула языком. — Ну ничего, если очень захочется, устроим засаду на первом же попавшемся кладбище!
— Ты шутишь? — уточнил Кейр.
— Конечно, шучу, — ухмыльнулась я и сладко зевнула. — Никакие привидения не заставят меня сегодня отказаться от сна! Ну если только очень красивые привидения, — внесла я маленькое уточнение.
— Эльфийские что ли? — поддел меня вор, открывая дверь в дом.
— Не-а, эльфийских не хочу! Ты же говорил они слишком торжественные и возвышенные. Мне от патетики скулы с тоски сведет! — закапризничала я, сморщив нос, и неожиданно сладко зевнула.
— Ложись-ка спать, магева, — мягко, почти нежно, посоветовал телохранитель, подталкивая меня в сторону комнаты.
— Ага, чао, ребята! — я даже не стала спорить. Сходила, вытащила спящего без задних ног, рук, да и крыльев сильфа из-под подушек Ярины, чтоб малыш не стал свидетелем, или того хуже жертвой, какого-нибудь непотребного зрелища, когда крестьянке с ее давним кавалером наскучит за руки в саду держаться, и скрылась в спальне.
Никакие привидения мой покой более не смущали, а вот снилась всякая ерунда, какую даже запоминать противно. Только один обрывок сна и сохранился в памяти к утру. Герг стоял в лесу и улыбался, а позади него затаилась какая-то тень, а потом оказалось, что они поменялись местами и уже тень стоит впереди и не тень это вовсе, а сам поэт. Наверное, утомленный мозг, творчески перерабатывая информацию о преследованиях Щегла, выдал мне этот сюр.
