Затем она повернулась к одному из рабов и сказала:
– А если нет, я прикажу тебе отрубить им всем головы.
И носильщик выступил первым и сказал:
– О госпожа моя, ты сама прекрасно знаешь, как я попал к вам в дом, но не знаешь, что я брат рыбака, который был очень беден до тех пор, как в прошлом году Аллах Всемогущий обогатил его, и он стал ювелиром, таким, что даже царица Зубейда, супруга калифа Гаруна аль-Рашида, посылает к нему своих прислужниц покупать ей роскошные драгоценности. Но я отказался работать в лавке своего брата, потому что любил шум и суету базара и людей, которых встречал на рынке, и продавцов и покупателей, особенно покупательниц, таких прекрасных, утонченных и почтенных, как твоя сестра, – он указал на ту, что делала покупки. – Когда она наняла меня, я шел за ней со своей корзиной, словно тень, от фруктов и овощей к свечам и благовониям, фисташкам и сладостям. Но когда она остановилась у мясной лавки и погладила по голове ягненка, я подумал, что она решила купить его, и сказал ей: «Жаль, что, когда ты нанимала меня, ты не сказала, что собираешься купить живого ягненка, а то я привел бы мула с повозкой».
Все собравшиеся засмеялись, но хозяйка дома прервала его и сказала:
– Погладь свою голову в знак радости, что она остается при тебе, и ступай!
Но носильщик сказал:
– Нельзя ли мне, о госпожа, остаться и послушать рассказы других?
– Оставайся, – разрешила хозяйка дома. Она повернулась к трем дервишам и сказала: – Теперь послушаем ваши рассказы. Вы, трое, решите между собой, кто будет говорить первым.
Дервиши испуганно переглянулись, словно требование рассказать о своей жизни страшило их не меньше, чем близкая казнь. Через некоторое время один из них, потрепанный жизнью более других, тихо начал свой рассказ.
Первый дервиш
О, госпожа, я стою перед тобой, чтобы рассказать свою историю о том, как я стал дервишем с одним глазом.
Меня зовут Азиз, родился я сыном одного из богатейших купцов Персии. У меня была любимая двоюродная сестра по имени Азиза, и мы вместе играли каждый день. Обычно ладили, иногда ссорились, но любили друг друга всей душой. Отцы договорились поженить нас, как только мы достигнем совершеннолетия. Но затем смерть унесла и мать Азизы, и отца, и девушка стала жить в нашем доме. Нас с ней не разделяли – все у нас было общее, даже постель, и, когда мы достигли совершеннолетия, отец решил, что настало время составить брачный договор, и начались приготовления к свадьбе. Слуги до блеска натерли мраморные полы в доме, разложили новые ковры, украсили стены парчой и приготовили для пира наилучшие яства и сладости.
В назначенный день мать послала меня в хамам, там после мытья мне размяли все тело и натерли амброй и мускусом, нарядили в лучшую одежду, а затем обрызгали благовониями. Я вышел из бани и направился домой, но, проходя мимо переулка, в котором жил мой друг, решил постучаться к нему и пригласить на свадьбу. Мать друга моего сказала, что он скоро должен прийти, и попросила подождать его. Чтобы скоротать время, я погулял по переулку и заметил, что каждый прохожий принюхивается к приятному аромату, который исходит от моих одежд. Я нашел скамейку и, прежде чем присесть, расстелил на ней носовой платок, чтобы не запачкать новую одежду и этим не расстроить мою мать.
Но вдруг с неба на меня, порхая, словно бабочка, слетел белый платочек. Я поймал его – он был невесомый, как ветерок. Я поднял голову, чтобы увидеть, кто уронил платок, и увидел у окна женщину. Она была так красива, что могла бы сказать луне: «Спускайся с небес, ибо я прекраснее тебя». Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ, и тогда она сунула палец в рот, а затем приложила средний палец к указательному, спрятала оба между грудями, а затем исчезла из виду. С бьющимся сердцем я ждал, когда она появится снова. Никогда еще не испытывал я такого смятения чувств! Я опустил глаза на платок и увидел, что он завязан узлом. Когда я развязал его, на колени мне выпал клочок бумаги, на котором были написаны такие строки:
Мой возлюбленный спросил:
«Почему твое перо едва касается бумаги?»
Я тихо ответила:
«Потому что я день ото дня чахну без любви».
Я все сидел на скамье, поглядывая то на окно, но на платок, и меня наполнила сильнейшая тоска по этой женщине и отчаянное желание оказаться с ней наедине. Лишь потеряв надежду на то, что она снова появится, я вернулся домой, обезумев от печали, не в силах забыть ее лицо, прочно запечатлевшееся в моей памяти, крепко сжимая в руке платок и спрятав в кармане записку.
Дома меня встретила плачущая Азиза.
– Где ты был? – спросила она и рассказала, как все гости – и богатые купцы, и эмиры, и судья-кади, свидетели и родственники – собрались, ожидали меня несколько часов и разошлись, когда я так и не показался.
Отец так разгневался на меня, что поклялся отложить свадьбу еще на год.
– Я так беспокоилась за тебя, думала, что тебя постигло какое-нибудь ужасное несчастье! Но теперь вижу, что ты жив и невредим, и могу возблагодарить Аллаха. Так расскажи мне, что случилось!
И я ответил:
– Случилось странное и необычное.
Я рассказал ей о девушке и показал платок и записку. Она взяла платок, понюхала его, прочла строки, написанные на клочке, и слезы побежали у нее по щекам. Но у меня все не шли из головы таинственные жесты женщины, и я спросил двоюродную сестру:
– Азиза, ты можешь помочь мне понять, что она пыталась сказать мне?
Она утерла слезы рукавом и ответила:
– Если бы ты попросил у меня глаз, о возлюбленный брат, я бы вырвала его из глазницы. Знай же, что носовой платок – это приветствие возлюбленному. Положив палец в рот, она сказала, что ты – как душа у нее в теле, и она будет держаться за тебя так же крепко, как зубы сидят во рту. Две строчки записки понять легко – она уверяет тебя в том, что ее душа привязана к твоей. И наконец, положив пальцы между грудей, она сказала тебе, чтобы ты пришел к ней через два дня и облегчил ее страдания от вашей разлуки.
Я согласился с толкованием моей двоюродной сестры, потому что она была разумнее, даром что ровесница мне, и лучше понимала окружающий мир.
– Но, сестра, я не смогу ждать так долго…
Азиза обняла меня, и положила мою голову к себе на колени, и погладила меня по волосам. А потом она утешала меня и развлекала, пока не пришло время моей новой встречи с той молодой женщиной. Азиза помогла мне одеться и обрызгала меня благовониями. Она наказала мне быть сильным и решительным.
– Азиз, – сказала она. – Все, чего я хочу, – видеть тебя счастливым.
Когда я вышел на улицу, мне показалось, что все вокруг исчезло – лавки, дома, прохожие… Я не слышал ни звука.
Я дошел до дома моей возлюбленной. Увидев, что она выглядывает из окна, я глубоко вздохнул и едва не лишился чувств. На этот раз в руке она держала красный платок, которым трижды махнула в направлении переулка. Затем она растопырила пальцы и ударила себя ладонью в грудь. А потом достала зеркальце, выставила его в окно, выглянула наружу еще на несколько мгновений, после чего закрыла окно и исчезла. Долго я стоял под окном, зачарованный, не в силах понять ее знаков. И в полночь я оставил наконец надежду увидеть ее снова и поневоле отправился домой, с трудом волоча ноги.
