В тот же день моя возлюбленная улучила минутку и пришла сказать мне, что госпожа Зубейда заручилась разрешением повелителя правоверных. Наш брачный договор должны были составить завтра, а через несколько дней сыграть свадьбу. Я запрыгал от радости, как мальчик. И с того мгновения меня переполняла страсть и желание оказаться с моей невестой наедине.
В день свадьбы мою возлюбленную отвели в баню ее служанки, чтобы умастить ее и нарядить к свадебной ночи, а мне подали плов с зирой, украшенный фисташками и кедровыми орехами. Я набросился на еду, съел все до последнего орешка, вытер рот и стал ждать, когда ночь станет темнее, а служанки в это время со свечами водили мою прекрасную возлюбленную по дворцу калифа, и пели, и играли на тамбуринах, и получали подарки и поздравления.
Наконец процессия вошла в мои покои, и девушки сняли с моей невесты одежды и распустили ее длинные черные волосы, так что они закрыли белое тело. Как только мы остались наедине, я поспешил к ней, заключил ее в объятия и отнес на кровать, не в силах поверить, что мы наконец вместе.
Вдруг она испустила пронзительный крик, так что переполошила всех девушек во дворце, и те бросились к дверям, спрашивая:
– Что случилось, сестра?
Я же дрожал и обливался потом, не понимая, что сделал плохого, – разве что прижал ее к своему сердцу!
– Уберите от меня этого безумного! – закричала она.
– Что я тебе сделал, что ты сочла меня безумным? – спросил я.
– Ты наелся плова с зирой и не помыл после этого руки, безумец из безумцев! Как смел ты думать, что можешь жениться на такой, как я, когда руки у тебя пахнут не только зирой, но еще и шафраном! Держите его! – сказала она девушкам, и в мгновение ока они стащили меня с кровати, и моя любимая стала хлестать меня по спине и ягодицам, а потом воскликнула: – Отведите его к начальнику стражи – пусть ему отрежут руку, которой он ел плов!
Я прикрыл правую руку левой и взмолился:
– Нет власти и силы, кроме Аллаха милосердного! Что за беда, что за напасть, разве не хватит с меня этой безжалостной порки? Теперь мне суждено потерять руку только потому, что я ел плов с зирой и шафраном и забыл помыть ее после этого? Будь проклят этот плов, и вся зира, и весь шафран на земле!
Девушки заступились за меня и стали целовать своей повелительнице руки, умоляя:
– Прости его ради нас и во имя Аллаха: этот юноша ведь не сделал тебе зла, его вина только в забывчивости!
Но она проклинала меня, бушуя, словно смерч:
– Нечестивый безумец! Снова и снова буду я проклинать тебя: как ты мог не помыть руки после плова? Я даже теперь чую зиру. Нет, нет, не могу тебя простить!
И она приказала девушкам держать меня крепче, взяла острый нож и отрезала мне оба больших пальца. Одни девушки пытались унять кровь, другие поили меня вином, но все равно я лишился чувств. Придя в себя, я заплакал и стал умолять ее:
– Обещаю тебе, что, пока я жив, я не притронусь к плову и даже близко к нему не подойду, не помыв потом руки сто двадцать раз.
– Молодец! Ты усвоил урок, – улыбнулась госпожа, но затем сурово сказала: – Нет, я не могу тебя простить и не прощу – уходи из дворца, чтобы я больше тебя не видела.
Я собрал свои пожитки, заливая их кровью, а она вышла из спальни в гневе и негодовании. Я покинул и дворец, и Багдад, потому что она оскорбила меня как мужчину и попрала мое достоинство. Я знал, что если останусь, то, куда бы ни пошел, люди станут показывать на меня пальцами и перешептываться: «Вон человек, который в свою брачную ночь так вонял пловом с зирой, что его оттолкнула даже невеста, – отрезала в наказание оба больших пальца и вышвырнула».
Повар-мусульманин тщетно пытался разгадать мысли царя Китая, когда тот прижал ладонь ко лбу, словно обдумывал услышанное. Когда молчание затянулось, повар обратился к нему:
– О великий государь! Надеюсь, ты нашел мой рассказ более занимательным, чем история о твоем горбуне?
– Ты видел, чтобы я смеялся или даже улыбался, когда ты рассказывал? Клянусь Всевышним! В твоем рассказе нет ничего более удивительного или интересного, чем в рассказе о моем бесценном горбуне. Так что будьте уверены: вы все четверо отправитесь к палачу.
Тогда поднялся врач-еврей и поцеловал землю у ног царя.
– О счастливый царь, с твоего позволения я расскажу тебе историю, более забавную и чудесную, чем все, которые ты услышал доселе, включая историю горбуна, и, быть может, она тронет тебя, и ты нас пощадишь.
Царь долго молчал, так что не только портной, повар, врач и купец, но и все придворные затаили дыхание, и наконец промолвил:
– Что ж, послушаем…
– За несколько часов до того, как ко мне домой принесли горбуна, я зашел в лавку травника купить оленьего мускуса: из него я готовлю любовное снадобье. Когда травник отвешивал товар, его жена подошла и сказала мужу:
– Давай попросим доктора тебе помочь?
Муж пропустил ее слова мимо ушей, а когда она попыталась обратиться ко мне, то закричал на нее, затопал ногами и попытался затолкать ее обратно за занавеску, но жена не отставала.
– Ведь он же врач, – умоляла она.
Смущенный их перебранкой, я спросил:
– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Травник сунул мускус мне в руку, отказался от платы и проводил меня из лавки.
– Я должен извиниться перед тобой за поведение моей жены, – сказал он. – Со мной все хорошо, и мне не нужна твоя помощь. Я немного стесняюсь говорить об этом с тобой, но ты врач. Видишь ли, я перестал с ней спать из-за того, что три месяца назад загадал три желания. Как я уже сказал, я здоров и не утратил мужской силы, но так зол на жену, что эта злость убила всю мою страсть. Сейчас расскажу, что случилось.
Однажды я сидел на крыльце и смотрел на небо, обращая молитвы к ангелам, в ту особую ночь, священную ночь, когда двери небес открыты и ангелы могут исполнить три желания истинно верующего. К моему удивлению, они выбрали меня. Восхитительный свет коснулся меня, и я воскликнул:
– О Господь всемилостивый, я здесь, я здесь! – и позвал жену: – Скорее, скорее! Мне даровано исполнение трех желаний – чего же мне пожелать?
Жена указала на мой член и развела руки в стороны, и я взмолился с большим пылом:
– О Всевышний, пусть у меня будет большой зебб!
И зебб мой стал расти и расти, пока не порвал мне штаны и не стал громадным и тяжелым, как бутылочная тыква – тут я потерял равновесие и упал лицом вниз. Когда жена стала помогать мне встать, я потащил ее в дом, чтобы она могла оценить достоинства моего нового зебба.
Но она с визгом убежала от меня, как от насильника, и спряталась под кровать. Когда я опустился на колени, мой подросший член ударился об пол, я заохал от боли и закричал на нее:
– Почему ты убежала и спряталась от меня? Разве ты не этого хотела, невоздержанная, распутная ты женщина?
