Он погладил длинные черные волосы девушки.
– Должно быть, мой отец попросил тебя притвориться спящей, чтобы ты могла ему доложить о том, что я с тобой делал? Готов поспорить, что он меня испытывает! Может быть, он сам где-нибудь скрывается и следит за каждым моим движением, желая насладиться своей победой после того, как я оскорбил его перед придворными и советниками. Ну что же, теперь я в тебя по уши влюблен.
Он дотронулся до ее лица, а когда она и тут не открыла глаз, сказал:
– Я люблю тебя за силу воли не меньше, чем за твою красоту.
Он поднес ее руку к своему лицу, увидел у нее на пальце кольцо и тут же снял его и внимательно осмотрел.
– Перстень с печатью? Кто же ты, моя царевна? Я возьму его на память о тебе, как залог нашей любви.
Он надел кольцо на мизинец, закрыл глаза и прошептал:
– Лучше мне заснуть сейчас, чтобы не поддаться соблазну и желанию.
Маймуна радостно захлопала в ладоши.
– Вот видишь, у моего принца чувство чести не уступает красоте!
– Да, вижу, – отвечал Дахнаш.
– Теперь настала моя очередь превратиться в блоху и разбудить царевну.
Маймуна залетела Будур под рубашку и укусила ее за бедро и в пупок. Девушка открыла глаза и села в постели. Увидев спящего рядом с ней юношу, она ахнула.
– Кто ты, прекраснейшее из божьих творений? Кто принес тебя ко мне? Даже глаза гурий не сравнятся с твоими по благородству разреза. Я сама себе не верю, но сердце мое забилось от любви к тебе, как ни избегала я мужчин и брака! Если бы сын Царя царей, что ищет моей руки, был тобой, я бы согласилась сразу же!
Камар аль-Заман не просыпался. Будур ласково попыталась его растолкать:
– Открой глаза, мой повелитель и свет очей моих, – возможно, тебе понравится то, что ты увидишь.
Но Маймуна наслала на него глубокий сон, и Будур старалась понапрасну.
– Проснись, и понюхай нарцисс, и играй со мной до зари, до полудня и до вечера. Проснись, мой князь, вкуси моего зрелого плода, который я готова отдать тебе с первого же взгляда, – умоляла она.
Но Камар аль-Заман не двигался.
– Поверить не могу, что ты спишь, – сказала Будур. – Неужели твоя красота и прелесть исполнили тебя гордости и тщеславия? Или ты выполняешь желания моего отца и разыгрываешь неприступность, чтобы я прислушалась к его словам и повиновалась ему? Разве ты не счастлив, что я не поддалась уговорам других и дождалась тебя? И вот я здесь, перед тобой, так обними же меня!
Но он не пошевельнулся, и Будур обняла его, заметила свое кольцо, радостно ахнула и поцеловала каждый его палец.
– О счастливая ночь! – сказала она. – Ты пришел ко мне, когда я крепко спала. Беспокоясь, что я тебя отвергну, ты решил не будить меня, но молча попросил моей руки. Не сомневайся, я возьму тебя в мужья. – Она поцеловала его в губы, сняла с юноши его кольцо и надела себе на палец.
Затем она подняла одеяло, погладила его по груди и сказала:
– Теперь грудь твоя – мой дом, а волосы на ней – деревья, что дарят мне тень. – Затем рука ее скользнула на его талию, к бедрам, а когда дотянулась до сами знаете чего…
Тут Абу Нувас прервал свой рассказ и понизил голос, словно открывая страшную тайну.
– Как некоторые из вас уже знают, женское сладострастие сильнее мужского. Бедняжки! Когда их охватывает влечение, они стараются удовлетворить его любым способом, с кем угодно или чем угодно. – Абу Нувас усмехнулся. – Но вернемся к нашей страстной Будур.
Дотронувшись рукой до сами знаете чего, Будур задрожала. Она застыдилась, убрала руку, а потом и сама заснула, сжимая юношу в объятьях.
Маймуна вскрикнула от радости.
– О, как сладостна победа! Ты видел, как твоя царевна поступила с моим царевичем? Теперь-то ты признаешь, что он прекраснее ее и привлекательнее?
– Ладно, признаю, – пробурчал Дахнаш.
Но Маймуна переспросила:
– Мне не слышно! Что ты там шепчешь?
– Ладно, хорошо, ты победила! – ответил Дахнаш.
– Тогда поспеши и отнеси побежденную царевну к ней на родину, потому что я от радости не могу лететь, я в состоянии лишь танцевать!
И Дахнаш отнес спящую царевну обратно в Китай, а Маймуна весь остаток ночи самозабвенно плясала, распевая:
– Да, я выиграла спор, победила, как всегда!
Когда Камар аль-Заман утром проснулся, повернулся сначала на правый бок, потом на левый и не увидел девушки, он вскочил с постели и забарабанил в дверь как сумасшедший.
Когда к нему заглянул стражник, он спросил:
– Кто приходил сюда и забрал девушку?
– Девушку? О какой девушке ты толкуешь, о господин? Уверяю тебя, в твои покои вчера даже муха не влетала.
– Еще раз тебя спрашиваю, – в ярости вскричал Камар аль-Заман. – Куда девалась девушка, которая спала рядом со мной на постели?
– Я не отходил от твоей двери, господин. Когда мне случается задремать, я прислоняюсь к твоей двери на случай, если ты проснешься и тебе что-нибудь понадобится.
– Признайся, что ты потихоньку привел ее сюда и вывел снова по приказу моего отца! – закричал Камар аль-Заман в великом волнении.
Стражник повторил, что никто не входил в запертый покой, и Камар аль-Заман, совсем потеряв голову, набросился на него с кулаками. Испугавшись, что потерял девушку навсегда, он подтащил стражника к колодцу, привязал к веревке и опускал в воду снова и снова, требуя признаться. Тот завопил от страха, зовя на помощь. Видя, что с царевичем не сладить, он крикнул наконец: – Пощади, господин, я тебе во всем признаюсь!
Царевич вытащил его, промокшего, неспособного говорить от озноба. Стражник попросил позволения переодеться, обещая, что после этого вернется и расскажет Камар аль-Заману всю правду.
– Если бы я не пригрозил тебе смертью, ты бы так и не признался, – прорычал царевич и с проклятиями выставил стражника.
Бедняга поспешил во дворец, сам не веря, что ему удалось спастись. Явившись пред лицо царя, он сказал:
– О великий царь, твой сын Камар аль-Заман лишился разума.
Стражник и сам казался безумным – рыдающий, мокрый с головы до ног, весь в синяках.
– Ты только посмотри, о великий царь, как он меня разукрасил, – продолжал он. – Сегодня утром он, как только проснулся, пристал ко мне с вопросами о какой-то девушке, которую якобы нашел ночью в своей постели и которая исчезла наутро, а потом набросился на меня и чуть не убил. Он стал допытываться, кто ее увел, и, сколько я ни уверял его, что никто не входил в его запертые покои и не выходил из них, все было напрасно.
Выслушав рассказ стражника, царь поспешил к сыну в сопровождении своего визиря и стражника. Он вошел в башню, и Камар аль-Заман поднялся от чтения Корана, смиренно склонил голову и почтительно сложил руки за спиной.
