Сказал ты, я выкрасила ладони хной, –
Неправда: бежит по щеке моей слеза за слезой, кровава.
Утерла рукой их – ладонь красна, как гранат,
Верните того, кто в безумии моем виноват!
И Маймуна заплакала и стала винить себя в ужасной судьбе влюбленных. Она понимала, что поступила так из тщеславия и самонадеянности, желая доказать Дахнашу, что ее царевич прекрасней его царевны. Но этим она только навлекла на красавца и красавицу мучительное горе, и скорбь, и отчаяние, которое свело их обоих с ума.
Зумурруд и Нур ад-Дин
Побитая сестра поднялась с места и обратилась к калифу:
– Когда я, истерзанная, вернулась домой, моя сестра стала ухаживать за мной, помогая мне научиться жить самостоятельно, взять жизнь в собственные руки и не полагаться на мужчин. Она рассказал мне историю о Зумурруд и Нур ад-Дине, которую я, с твоего позволения, хотела бы рассказать тебе, о повелитель правоверных.
– Я жажду услышать ее, почтеннейшая, – сказал калиф.
И избитая сестра начала свой рассказ:
– Жил-был юноша по имени Нур ад-Дин, сын известного купца из Каира. Он никогда не выходил из отцовской лавки без разрешения отца. Как-то вечером купеческие сыновья пригласили его попировать в саду. Нур ад-Дин попросил отца позволить ему пойти на пирушку, и отец дал ему свое благословение и немного денег.
Когда купеческие сыновья вошли в сад через ворота, небесно-голубые, как врата рая, они ахнули от удивления, увидев деревья, увешанные плодами: виноград, персики, яблоки, инжир и миндаль. Один из молодых людей сказал:
Виноградины алые эти сладки,
Словно девы невинной тугие соски,
А гранаты округлы, крепки и нежны,
Точно смуглая грудь распаленной жены
[12].
В ответ другой юноша произнес:
А яблоки! Разных размеров и всяческой масти,
Как щеки прелестниц, играющих шаловливо,
Одни пылают, словно от сдержанной страсти,
Другие бледнеют и смотрят покуда стыдливо.
Третий продолжил:
Два миндальных ореха в скорлупке одной –
Двух сердец единенье в любови одной!
[13]И четвертый подхватил:
Из всех плодов в саду нежней инжир,
Всех ароматней и сочней инжир,
Ни с кем о вкусах спорить я не в силах,
Когда во рту услада дней – инжир!
[14]Они сбросили тюрбаны и халаты, а рабы принесли всяческих лакомств, в том числе различную птицу – и ту, что летает, и ту, что ходит по земле, и ту, что плавает, – голубей, куропаток, гусей… Юноши пировали среди ароматов жасмина и роз, хны и мирта, а когда наелись досыта, появился садовник с полной корзиной роз.
– Это награда тому, кто сочинит самые изысканные строки о розе.
Все молодые люди сказали стихи по очереди, кроме Нур ад-Дина, который упорно хранил молчание. Садовник стал уговаривать его прочесть хоть одну-две строки, и Нур ад-Дин сказал:
О чудо, друзья! Серебро она пьет,
Но златом червонным предивно цветет!
И садовник отличил эти строки среди прочих. Все захлопали, когда он вручил Нур ад-Дину корзину роз и налил вина. Нур ад-Дин отказался, говоря, что он до сих пор не пил ни капли вина и никогда не станет.
– Почему? – спросил садовник.
– Потому что пить вино – грех! – ответил Нур ад-Дин.
– Но Аллах милосердный прощает грехи, – стал уговаривать его садовник. – Есть лишь два греха, которые он не потерпит: вероотступничество и убийство.
Услышав это, Нур ад-Дин пригубил вино в первый раз и нашел его неприятным на вкус. Он отставил кубок.
– Разве лекарства не горьки? – сказал садовник. – А вино ведь очищает кровь, способствует перевариванию даже самой тяжелой пищи и, что самое главное, склоняет к соитию!
Все рассмеялись, включая Нур ад-Дина, который допил свой первый кубок, а затем осушил и второй, и третий. Он взялся за четвертый, и тут садовник привел прекрасную девушку, черноглазую и с волосами столь длинными, что они тянулись за ней по земле, будто покрывало. В руке у нее был атласный мешочек, из которого она достала тридцать три резные деревяшки. Из них она собрала индийскую лютню и стала играть и петь голосом чистым, как у райской птички:
Знаешь ли ты, что блаженство растает, как сон,
Нам оставляя воспоминание одно?
Нур ад-Дин был очарован ее красотой и голосом, но, когда занялась заря, он встал с места, чтобы уйти, беспокоясь, что слишком поздно вернется домой. Девушка увидела это и пропела:
Не спеши уходить, о возлюбленный мой!
Удачу лови: поцелуями встретим восход!
Нур ад-Дин передумал и остался с девушкой чуть не до полудня. Они целовали друг друга снова и снова – в губы, глаза и щеки. Когда через какое-то время он снова собрался идти, девушка спросила, куда это он.
– К моим родителям, – ответил он.
Она засмеялась:
– Мужчина ты или мальчик?
Когда Нур ад-Дин пришел домой, мать сердито сказала:
– Мы о тебе беспокоились. Отец уже жалеет, что разрешил тебе отправиться на эту пирушку.
Она подошла к сыну и учуяла запах вина.
– Неужели ты стал пить вино, не боясь Аллаха Всемогущего?
Но Нур ад-Дин не ответил, ушел к себе и крепко заснул.
Его отец, всю ночь не сомкнувший глаз, услышал, что сын вернулся.
– Почему наш сын не возвращался домой всю ночь? – спросил он.
Мать сказала ему, что ночные ароматы сада одурманили Нур ад-Дина и усыпили.
Но отец вошел в покои сына и, учуяв запах вина, закричал:
– Ах ты, проклятый повеса! Разве забыл ты, что имя твое означает «свет веры»? Сдается мне, что ты растерял все свои мозги, раз напился вина!
Нур ад-Дин еще не протрезвел. Он вскочил и со всей силы ударил отца кулаком в глаз и выбил его из глазницы. Отец пошатнулся от боли и упал без чувств.
Мать Нур ад-Дина, плача, брызгала на мужа розовой водой, пока он не пришел в себя. И тотчас поклялся, что на следующее утро отрежет сыну правую руку. Жена умоляла его сжалиться, но он хотел наказать сына самым ужасным образом. Наконец жена уговорила его поспать, а сама поспешила к Нур ад-Дину. Когда он протрезвел, она дала ему тысячу динаров и велела спешно покинуть дом. Нур ад-Дин спросил ее, в чем дело, и, когда она ему все рассказала, не поверил, что мог совершить такое. Мать умоляла его поспешить:
