– Беги, пока твой отец не проснулся и не отсек тебе правую руку, как обещал. Но постарайся тайно послать мне весточку.
Они, плача, обнялись.
Нур ад-Дин пришел на берег реки и увидел стоящий на якоре корабль, на который поднимались люди. Он спросил матросов, куда они плывут, и, узнав, что в Александрию, присоединился к ним. Покуда корабль покидал Каир, Нур ад-Дин заливался слезами.
В Александрии с ее высокими стенами и запирающимися воротами, прекрасными парками и дворцами он почувствовал себя в безопасности. Он нашел себе комнату над лавкой аптекаря и на следующее утро отправился на рынок и купил товара для торговли вразнос. Расхаживая по улицам, он заметил девушку, которая приехала верхом на муле.
Лицо ее было скрыто чадрой, но он заметил ее чарующие глаза. Покуда она шла, изгибы и округлости ее стройного тела притягивали к себе взгляды всех мужчин на базаре. Ее спутника, казалось, это вполне устраивало. Он принес стул и усадил на него девушку – только тут Нур ад-Дин понял, что она невольница, которую собирались выставить на торги.
Работорговец сдернул с головы девушки чадру, и все ахнули от восторга.
– О вы, богатые и знатные, купцы и царедворцы! Цена этой девушки, словно созданной для любви, прекрасной, как луна, звезды и сверкающий бриллиант, пятьсот динаров – кто даст больше?
И торги закипели. Больше всего – девятьсот пятьдесят динаров – предложил древний старик.
– Я должен спросить ее согласия, – сказал ему работорговец, – потому что по пути сюда я заболел, и эта девушка ухаживала за мной как за родным отцом, и я обещал ей не продавать ее никому без ее согласия.
Но девушка брезгливо наморщила носик.
– Что? Продавать такую красавицу, как я, древнему старику, который едва на ногах стоит? А зебб у него наверняка будто из сырого теста сделан!
Все засмеялись, только старик рассердился и закричал на торговца.
– Воздержись от оскорблений, красавица! – сказал тот девушке.
Еще один старик накинул цену до тысячи динаров, но девушка сказала работорговцу:
– Да что с тобой такое, что ты все пытаешься сбыть меня то одному старику, то другому? Этот человек что-то скрывает – я чувствую его двуличие.
– Ты забыла о том, как надо себя вести! – воскликнул работорговец. – К тому же как ты можешь называть этого человека двуличным, если ты с ним даже словом не перекинулась?
– Что стена гнилая, видно и сквозь свежую краску. Этот человек красит волосы и бороду, а это я называю самым презренным обманом, ибо ложь, рожденная в сердце, переходит на волосы.
– Но ведь на самом деле волосы мои побелели от лет – разве это не признак достоинства и зрелости? – спросил старик.
– Белые волосы? Ты что же, прикажешь мне набивать рот ватой еще при жизни? – ответила невольница.
Старик очень разгневался.
– Эта невольница, которую ты привел на рынок, только и делает, что бранит и позорит почтенных людей. Убирайся с ней вместе, а не то я скажу вали, чтобы он запретил тебе продавать невольников, – сказал он работорговцу.
– Видишь, что ты наделала! Ты меня разорила! – обратился торговец к девушке. – Уйдем теперь скорее, пока на нас не набросились с кулаками.
Но тут какой-то малорослый юноша остановил их и попросил разрешения купить девушку за любую цену, которую она назначит.
– Я не старик, как видите. Я ей ровесник, – сказал он.
– Я бы стала твоей рабыней, – засмеялась девушка, – если бы держала курятник – ты помогал бы мне собирать яйца. Даже если ты уронишь яйцо, оно не разобьется, потому что руки твои касаются пола.
Тут работорговец рассердился не на шутку. Он схватил невольницу за руку.
– Ну, хватит! Мы лишились возможности заработать деньги, и я верну тебя в Персию, к твоему хозяину, от которого ты сбежала.
Невольница, которую звали Зумурруд, очень испугалась и стала умолять торговца, чтобы разрешил ей попробовать еще раз. Она лихорадочно осмотрелась вокруг и заметила высокого и красивого Нур ад-Дина с румяным лицом и зубами словно жемчуг.
Она вырвалась и предложила хозяину:
– Почему бы тебе не спросить, какую цену даст за меня вон тот юноша?
– Если бы он хотел купить рабыню, то уже предложил бы свою цену, хотя бы небольшую.
Зумурруд сняла с пальца кольцо с сапфиром и протянула его работорговцу.
– Если этот юноша меня купит, ты получишь это кольцо за свои хлопоты.
Торговец больше не возражал, и невольница обратилась к Нур ад-Дину:
– Разве я не прекрасна? Ответь мне, ради Аллаха!
– Ты сама красота, и никто тебя не превзойдет – ты гурия, каких Всевышний обещал правоверным в раю.
– Так почему же ты не назвал свою цену? Я бы удовольствовалась и одним динаром.
– Будь я на родине, я заплатил бы за тебя больше всех, ибо я богат.
– Не подойдешь ли, господин, и не осмотришь ли меня поближе – вдруг во мне есть какой-нибудь скрытый изъян?
Нур ад-Дин рассмеялся и шагнул к ней, и тут она быстро сунула ему в руку тысячу динаров.
– Ну же, господин, называй свою цену, – сказала она, заметив смущение Нур ад-Дина.
– Даю тысячу динаров за эту прекрасную рабыню, если она не найдет во мне изъяна.
– Отвечай, красавица, но помни – на этот раз никакой брани, – предупредил работорговец.
– Только луна и газель сравнятся по красоте с моим покупателем, – был ответ Зумурруд.
В мгновение ока торговец привел кади и свидетелей, и Зумурруд стала рабыней Нур ад-Дина. Они не могли дождаться наступления ночи, чтобы остаться наедине, и, как только стемнело, поспешили в комнату Нур ад-Дина.
Зумурруд весьма удивилась, видя, что комната не обставлена, и он рассказал ей свою историю, а затем спросил ее, как она стала невольницей.
– Прошлое для меня – всего лишь мыльный пузырь, – ответила она и не пожелала к этому ничего добавить. – А теперь поди купи риса и баранины.
Нур ад-Дин побежал за снедью, а когда вернулся, девушка приготовила вкуснейший ужин. Утолив голод, Зумурруд легла рядом с Нур ад-Дином, они поцеловались, а затем подарили друг другу свою девственность и заснули, обнявшись и прижавшись друг к другу, как пчела и медоносный цветок.
На следующее утро Нур ад-Дин сказал Зумурруд, что в кармане у него ни дирхама, и ему придется заняться торговлей вразнос, чтобы прокормиться. Невольница достала из-за пазухи припрятанные деньги и сказала:
– Купи на двадцать дирхамов шелковых ниток пяти цветов.
Нур ад-Дин сделал, как она велела. После завтрака она села рядом с ним, а он закрыл глаза и нежно провел рукой по ее щеке со словами:
– Не шелк ли у меня под пальцами? О нет – то, чего они касаются, еще нежнее.
