Мы вновь и вновь мысленно возвращались к произошедшим событиям, ища какое-то объяснение его поведению. Был ли он недоумком, который дурачился, как несмышленый волчонок, или его надо воспринимать как представителя волчьего племени, посланного, чтобы следить за нами или договориться о чем-то? А может, он пришелец, принявший волчье обличье? Но если отбросить шутки в сторону, мы не могли не учитывать вероятность того, что он жил в неволе или был нечистокровным волком, а когда вырос, стал слишком неуправляемым, поэтому владелец, возможно, просто выпустил его на свободу. И хотя на Аляске действительно держат волков в неволе, таких животных очень мало, и получить подобное разрешение довольно сложно. Обычно их выдают лишь природоохранным паркам. В любом случае помесь волка с собакой на территории штата считается незаконной, и такое животное подлежит немедленной конфискации. Так что его будет непросто спрятать в таком маленьком городе, как Джуно, где все жители на виду.
Как бы там ни было, волк вел себя совсем не как прирученное дикое животное – скорее, наоборот. Я видел много волков, живших в неволе, и несколько гибридов собак и волков. Даже находясь в привычном для себя окружении, они легко возбуждались и становились игривыми. Они вели себя совсем не так, как домашние животные – спокойные и уверенные, живущие в своем мире. Недавно выпущенный на волю волк или помесь волка с собакой, привыкший к определенным ограничениям и своим хозяевам, с рождения защищенный от внешнего мира, скорее всего, будет ущербным и неприспособленным к жизни в условиях дикой природы.
И, наконец, ключевой момент: этот волк подходил к нам не за тем, чтобы выпрашивать пищу, и он явно был в хорошей физической форме. Наиболее верным объяснением было самое простое: матушка-природа любит испытывать судьбу, и такой уникальный волк мог получиться просто при слепой комбинации генов. Возможно, это был не совсем тот волк, которого мы надеялись встретить, но все же волк. Биолог доктор Вик ван Балленберг (чьи тридцатичетырехлетние исследования, посвященные в первую очередь американским лосям, включают также подробные наблюдения за волками) отмечает: «Все животные – индивидуумы со своим неповторимым характером… Различия между волками особенно поражают. Некоторые, вне зависимости от того, сколько раз вы с ними встречались, будут держать дистанцию. Другие, из той же стаи, абсолютно спокойны и толерантны от начала и до конца».
По иронии судьбы, это именно тот тип ультратолерантного животного, которое лежало поодаль от костра, наблюдая за человеком еще тысячу лет назад, что, вероятнее всего, щекотало ему нервы, возбуждая страх. Почему он не боится? А ведь должен. Если нет, то он опасен, если подпустить его слишком близко. Возможно, у него бешенство. Вы только посмотрите на размеры этой чертовой твари! О чем он думает? Волки и люди никогда не ладили, за исключением, как ни парадоксально, тех случаев, когда люди держали их при себе. Это странный, ненормальный союз, учитывая, что мы пригласили тень нашего страха к себе в дом и назвали его лучшим другом. Все равно остается укоренившееся, боязливое недоверие, порой граничащее с ненавистью к его прародителю, помимо нашей воли.
* * *
Какова бы ни была история этого волка и как бы мы ни старались хранить в тайне его присутствие, новость о нем все равно просочилась бы. Как говорил Бен Франклин: «Три человека способны хранить секрет, если двое из них мертвы», – а мы уже превысили лимит. К тому же мы не могли заставить волка сидеть в укрытии, не оставлять следов и не выть. А выл он, кстати, по несколько долгих минут – и днем, и ночью. Как и люди, не все волки такие голосистые, как в телешоу «Американ айдол». Кто-то повизгивает или поет йодлем, а кто-то вообще не попадает в такт. Как бы предсказуемо это ни прозвучало, голос волка чертовски точно соответствовал его облику: протяжная, звонкая нота, доходящая до фальцета, прерывалась, а затем падала к нижним, глухим обертонам – вой такой же величавый и незабываемый, как окружающий ландшафт.
Национальный заповедник «Менденхолл» был центром ежедневных прогулок нескольких десятков местных собачников, пеших туристов и лыжников, а по выходным его территория площадью шесть тысяч акров становилась любимой зимней игровой площадкой для жителей Джуно, привлекая сюда всех желающих – от семей с малышней на санках до профессиональных альпинистов. И хотя он граничил с дикой местностью, центральная часть парка была изрезана сетью троп: следы животных пересекались с четырехмильной петлей специально проложенного лыжного маршрута по пересеченной местности и даже со следами от инвалидных колясок, приспособленных для горных маршрутов. В погожий воскресный зимний денек это место могли посетить несколько сотен людей, прибывающих сюда более чем из десяти разных точек. Вьюги, наметающие глубокие сугробы, и крепкие морозы на время приостанавливали этот поток, заодно приглушая завывания и припорашивая все тропы. Но мы не надеялись, что сможем сохранить свой секрет, подобно детям, которые в своих фантазиях прячут единорога в чулане. И даже если бы мы могли это сделать, волк не был нашим, чтобы его скрывать.
И все же у волка был один козырь. Дело в том, что Джуно отличается от большинства городов Аляски, что подтвердит большинство его коренных жителей – либо одобрительно кивая, либо нахмурившись. Он признан одним из самых «зеленых» и либеральных городов штата. Это то место, где Сара Пэйлин получила бы мощный отпор, если бы участвовала в выборах мэра города (и где даже на пике своей популярности она потеряла избирательные голоса на губернаторских выборах). Джуно одновременно является столицей штата, рыбным портом и месторождением золота, открытым еще во времена территориального деления. Менталитет его жителей представляет собой смешение либеральных взглядов и старой политики уравниловки. Это то место, где люди, не раздумывая, привыкли выносить вопросы на всеобщее обсуждение. Здесь можно наблюдать, как представители власти штата запросто болтают с третьим поколением коммерческих рыбаков, стоя в очереди в продуктовом магазине «Супер Бэа». Любой палубный матрос из аляскинской службы паромных переправ, как заправский профессор колледжа, обсудит с вами проблемы экологии, вырубки лесов или возможность получения разрешения на разработку новой золотой жилы, а также расскажет о черном волке, который бродит в окрестных лесах.
Исторически так сложилось, что подавляющее большинство жителей Джуно поддерживает политику местных властей, защищающих волков, и выступает против финансируемого администрацией штата проекта по их контролю.
Джуно был, вероятно, единственным крупным городом во всем штате, где к волкам относились терпимо, давая им шанс на выживание.
Но как бы непринужденно ни чувствовал себя волк среди людей, ему бы никто не позволил бродить в предместье усеянного торговыми центрами, суматошного и более крупного Лос-Анкориджа с населением в триста тысяч. А как насчет Фэрбанкса, расположенного севернее, в центре Аляски, далеко от ее границ? Даже не думайте! На самом деле в большинстве городов и деревень, разбросанных на просторах субконтинентальной территории штата, у волка не было бы шансов выжить: его бы убили сразу же, как только обнаружили.
Солидные сорок процентов жителей Джуно так или иначе поддерживали общую политику в этом вопросе. Волк им по меньшей мере доставлял неудобства, он нежелательный конкурент – если не прямая угроза, – когда дело касается охоты на оленей, лосей и горных козлов. Поэтому, даже если большинство жителей и не видели причин для беспокойства, имелся довольно приличный контингент тех, кто придерживался противоположного мнения.
