Выбрав озеро Менденхолл в качестве своего опорного пункта, Ромео получил в наследство готовую «транспортную сеть», так удобно для него расположенную, как будто он сам ее спроектировал. Если говорить о выживании, то эти проложенные маршруты могли, вероятно, быть для черного волка ключевым фактором при выборе территории. В сильно заснеженной местности – какой и была верхняя часть долины Менденхолл – одинокому волку было бы сложно пробивать себе путь, экономя при этом энергию, даже на такой ограниченной территории.
Во время своих ежедневных прогулок Ромео, вероятно, проходил не меньшие расстояния, чем среднестатистический волк, но он фланировал туда-сюда преимущественно короткими отрезками и там, где было легко пройти. Таким образом, он не только сжигал меньше энергии, ему требовалось меньше пищи, что означало уменьшение времени и физических усилий, необходимых для охоты, и позволяло больше отдыхать и общаться. Так что, скорей всего, именно проложенные трассы стали решающим фактором при выборе волком этого места. А его пребывание здесь в течение нескольких месяцев и последующее возвращение указывали на то, что он, должно быть, нашел обильную пищу вдоль этих трасс.
Надо сказать, что рацион canis lupus тоже эволюционировал, и он очень зависим от наличия таких крупных пород копытных, как лоси, американские карибу, олени, горные козлы и дикие овцы – то есть от всего того, что доступно в данном регионе Аляски. Представляя собой внушительную добычу, эти копытные формировали волков, и наоборот. И этот процесс взаимной адаптации шел тысячелетиями. Некоторые стаи волков, обитающие на Аляске, специализируются на одном определенном виде, причем столь явно, что ученые говорят о волках-лосятниках или тех, кто выживает за счет карибу, в то время как другие семьи могут выбирать между двумя-тремя видами, по возможности. Мой давний друг, биолог из Департамента рыболовства и охоты Джим Дау тоже описывает крайне успешные, универсальные стаи, которые он и его коллеги называют «спортсменами-охотниками». Несмотря на пристрастие к копытным, волки доказали, что их вид является высоко адаптивным и предприимчивым, когда дело касается ответа на старый как мир вопрос: «Что у нас на обед?» А некоторые индивидуумы совершенствуют это умение, выходя на качественно иной уровень.
Активному здоровому волку требуется в среднем три килограмма пищи в день. Но если выпадает возможность, он способен поглотить более десяти килограммов в один присест (после чего спит с набитым брюхом, находясь почти в коматозном состоянии, несколько часов – мой эскимосский друг Клэренс называет таких «пьяными от мяса»). Но, если нужно, волк может обходиться без еды месяц и даже больше. Высокий процент гибели диких волков от голода говорит о том, что многие из них не получают даже минимума еды, не говоря уже об оптимальном количестве. Так как увеличение и сокращение популяции волков прямо пропорционально количеству доступной дичи, а волки размножаются быстро, часть из них, даже в периоды относительного изобилия, обречена на голод.
Если оперировать круглыми цифрами, то волку размеров Ромео понадобится для пропитания почти девятьсот килограммов легкоусвояемой пищи в год. Добавьте сюда еще где-то около двухсот килограммов неудобоваримой еды – и получится, что волк потребляет более тонны продовольствия в год. Это примерно пара десятков небольших оленей или несколько лосей, в зависимости от размера. Волки насыщаются любой частью туши животного, которого они едят: мясом, кровью и другими жидкостями, внутренними органами, жиром, всей шкурой, соединительной тканью и небольших размеров костями с костным мозгом, которые можно разгрызть и проглотить. Начинают они обычно с деликатесов – органов, крови, жира и плоти, – постепенно перемалывая все, вплоть до костей.
Вопреки россказням о бессмысленных убийствах только ради того, чтобы полакомиться языком или печенью, оставив гнить все остальное, волки, если им ничто не помешает, обычно возвращаются к туше много раз, иногда просто проверить ее наличие или, возможно, вспомнив о ней через месяцы и даже годы, когда ничего съестного уже не осталось. Брошенная и почти нетронутая туша недавно убитого животного, скорее всего, означает, что волки были вынуждены временно отступить, увидев приближающихся людей, ждут поблизости и скоро вернутся. Добыча слишком тяжело достается, чтобы разбрасываться ею. Случаи так называемой добычи про запас – когда животные, имея возможность, действительно убивают больше, чем могут съесть, – редки, хоть волков и принято очернять. В любом случае они постараются добраться до мяса, если только их не потревожат или не опередят конкуренты-падальщики.
Можно почерпнуть немало детальной информации, просто бросив взгляд на волчий помет. Темный жидкий стул указывает не на болезнь, а на то, что эти волки обильно кормятся самыми отборными кусками свежей дичи. Сформированный помет с вкраплениями костей и шерсти свидетельствует о том, что качество питания снизилось, но волки тем не менее получают достаточно питательных веществ. Экскременты, почти полностью состоящие из шерсти и костей, – признак того, что достигнута финальная стадия и наступает голод, когда отчаявшийся волк, возможно, ищет, чем бы поживиться у старых туш. В холодном, практически безжизненном месте, вроде Брукс-Рейндж, эти выбеленные, частично окаменелые экскременты могут сохраняться годами, когда уже бактерии отказались от них. За долгие годы я привык ориентироваться на эти знакомые реликты, лежащие в пустых горных каньонах или на выступах продуваемых ветром горных хребтов, как на метки, иногда даже воспринимая их как друзей, что делало эту местность менее пустынной. И каждая из таких меток свидетельствует о нелегкой жизни волка.
* * *
Назовите это как угодно – удачей или умением, но Ромео сорвал еще один джекпот в верхней части долины: оазис относительного изобилия, которого не было здесь еще полвека назад. Ледник Менденхолл, как большинство (более девяноста процентов) ледников Аляски, неуклонно сокращался на протяжении последних ста лет. Но в конце 1970-х годов его «отступление» переросло в «беспорядочное бегство». С того момента, когда я впервые увидел Менденхолл, почти тридцать лет назад, его щербатый передний край отодвинулся назад примерно на милю, открыв слой свежего гранита, прорезанного несколькими новыми водопадами.
Ледник усох до сотни футов в глубину – потеряны неисчислимые миллиарды тонн древнего льда, которые уже не восполнить.
Расположенная в нижней части долины обмелевшая более десяти лет назад ледниковая река обнажила усеянное булыжниками песчаное дно, высушенное сетью водоемов и заводей, связанных с холодной, как лед, илистой рекой Менденхолл. Все это суровое и аскетичное пространство являет собой наглядный образец тесной связи между разрушением и созиданием. На месте отступивших льдов появилась буйная растительная жизнь, подпитываемая дождливым влажным климатом верхней долины и плодородными ледниковыми отложениями: низкорослые кустарники, мох и травы вместе с зарослями, состоящими из тополей и ольхи с вкраплением серебристых елей.
В свою очередь, это привлекло сюда растущие популяции мелких травоядных: зайцев-беляков, бобров, дикобразов, рыжих белок, мышей и кротов, плюс множество разнообразных птиц, полчища насекомых и прочих микроскопических тварей. Несколько водотоков питают озера и реки, которых здесь не было еще сто лет назад, а сейчас в них нерестится лосось одного или даже нескольких видов – ежегодное цунами морского буйства, нахлынувшее на материк, обогащая почвы и стимулируя жизнь по всей пищевой цепочке – от нежных мхов до больших бурых береговых медведей.
