Но мы решили, что чем меньше будет тех, кто знает об этом, тем лучше. Одно неправильно переданное слово – и все могло превратиться в балаган и в конце концов плохо кончиться. Мы приберегли эти новости для нашей соседки и близкой подруги Аниты (она ежедневно прогуливалась у озера с двумя своими собаками и должна была быть в курсе) и моего старого приятеля Джоэля Беннетта, признанного режиссера фильмов о дикой природе, которому несколько лет назад я помогал направлять канадских оленей и волков в долине Кобук. Оба поклялись хранить молчание. Каждому из них предстояло впервые встретиться с волком вместе с нами, а впоследствии они не раз делали это сами и с другими людьми.
В те первые утренние вылазки я, конечно, закрывал собак дома в задней комнате. Не важно, насколько собаки преданы вам и обучены, ежу понятно, что фотография дикой природы и собаки просто несовместимы. Я хотел полностью сконцентрироваться на процессе, а даже самая хорошо контролируемая собака – это еще один движущийся объект, который может затруднить попадание в ареал животного и помешает ему приблизиться к вам.
Дикие животные способны, образно говоря, считать, и не любят, когда их превосходят численно.
К тому же большинство животных воспринимает семейство псовых исключительно как хищников. На самом деле собаки – и это научно доказано – являются участниками, как говорят биологи, агонистических (связанных с агрессией) контактов между людьми и рядом других видов, включая медведей-гризли, лосей и волков. Но если отбросить все эти рассуждения, то следует признать, что мне всегда больше везло в одиночку, и я получал наиболее яркие впечатления, когда был один, без компаньонов.
Накануне установился холодный воздушный фронт. Да к тому же приближалось зимнее солнцестояние, когда солнце зависало над горами всего на несколько часов, а утренние температуры держались ниже нуля. Это, конечно, несравнимо с климатом в долине Кобук, расположенной дальше на север, где я жил прежде, но все равно было холодно. Страдали и обе мои камеры, и мои отмороженные пальцы, но я окопался и приготовился сделать все как можно лучше. После всех этих лет, проведенных в Арктике, после всех упорных трудов, когда я мерз и лишался оборудования, у меня было всего три фотографии волков, которые не стыдно было показать. Остальные результаты нескольких десятков удачных случаев, представившихся мне, собранные буквально по крупицам, демонстрировали стремительно удаляющиеся мохнатые зады, которые к тому же нужно было рассматривать на слайдах под лупой.
Даже если у тебя большой объектив и первоклассное оборудование, ты должен находиться не далее, чем в паре десятков метров от любого животного, чтобы получился приличный портрет, а, как известно, дикие волки – сложные объекты для съемки. Большинство моих встреч с волками были так кратки, что их время можно было измерить по количеству сердцебиений – все равно что ловить дым, струящийся по ветру. Это был ни с чем не сравнимый опыт.
Черный волк завоевал мою бесконечную благодарность уже за то, что не исчезал, как Гудини, каждый раз, когда видел меня. Однако он, похоже подчиняясь какому-то невероятному инстинкту, пропадал в тот момент, когда свет начинал меркнуть, и всегда держался на расстоянии предельной досягаемости фотокамеры. Мне приходилось балансировать между желанием получить идеальный снимок и стремлением не вытеснить волка из кадра. Я прищурился, прильнув к своей «базуке» «Никон-600 мм» с ручной фокусировкой, установил увеличение на 1,4, стараясь, чтобы видоискатель не запотел, а штатив не зашатался.
С трудом мне удалось-таки сделать несколько снимков с далекого расстояния при мучительно медленной скорости затвора, добавив очередных кадров, на которых был запечатлен темный, явно нечеткий силуэт на фоне бело-голубого пейзажа. И хотя мои первые фотографические опыты с этим животным были по большей части провалом с точки зрения профессионалов, я радовался самой возможности видеть волка, любого волка, но больше всего, конечно, этого волка – видеть, как он двигается, куда ходит и что делает.
В один из тех первых дней, едва рассвело, я уже сидел, притаившись, на берегу озера, наблюдая издалека и надеясь, что волк решит направиться в мою сторону, как он делал прежде. Вдруг неожиданно тот мотнул головой, уставившись на озеро и навострив уши. К нему приближался лыжник – женщина с хаски, бегущей рысцой у ее ног. Волк прыжками помчался в их сторону. Я наблюдал за ним, затаив дыхание.
Несколькими днями ранее в газете «Джуно Эмпайер» на первой полосе была опубликована статья. В ней рассказывалось о том, что волки съели собак, напав на них в окрестностях города Кетчикан, расположенного в паре сотен миль к югу. Несмотря на довольно дружелюбную на первый взгляд встречу волка с Дакотой, я не был уверен, что такое не может повториться. Волки есть волки, и я не имел иллюзий относительно того, какими способами они борются за выживание. Может быть, поэтому он и был здесь: учуял вкус аппетитных лап откормленных спаниелей.
Волк приблизился, и собака тут же пошла в атаку, чтобы встретиться с ним лоб в лоб. Так они и стояли: нос к носу, хвосты вытянуты, спины прямые.
И хотя лайка была крепко сбитой, разница в их размерах поражала. Волк мог легко схватить своего тридцатикилограммового родственника зубами поперек тела и, потряхивая им, как сарделькой, умчаться в лес со своей добычей. Оба животных были напряжены.
А потом началось это. Волк присел, оттолкнулся задними лапами и прыгнул вверх, взлетев в небеса со всей невесомой грацией балетного танцора, завис в воздухе, исполнил полпируэта и вновь приземлился на землю. Неуклюже и неуверенно, в сравнении с волком, собака тоже включилась в эту игру. Я наблюдал, открыв рот, за тем, как они трогали друг друга лапами и покусывали, играясь, как годовалые щенки. Все это сопровождалось какими-то невообразимыми прыжками и вращениями волка, отрицающими все законы тяготения. Его артистические движения выходили за рамки простой игры. Это напоминало некое представление. Или танец. Женщина стояла, опершись на лыжные палки, и завороженно, но спокойно наблюдала за происходящим, совершенно забыв как о собственной безопасности, так и о безопасности своей собаки.
Друзья рассказывали, что в Арктике одинокие неагрессивные волки шли по пятам за санями с запряженными в них ездовыми собаками или крутились вокруг их стоянок от нескольких минут до нескольких дней. Особенно часто это случалось в начале весеннего гона, когда молодые подросшие волки обычно покидают родные стаи, чтобы создать свои собственные. Эти бродяги, естественно, ищут себе подобных, но, на крайний случай, сгодятся и собаки, особенно для молодых одиноких волков. У дома моего друга Сета Кантнера, жившего на берегу реки Кобук, несколько раз появлялась черная волчица, которая явно пыталась подружиться с его большим полудиким ездовым псом Ворфом. Но тот не горел ответным желанием: каждый раз, когда та приходила, он собирал все свои кости в кучу, ложился на них и рычал.
Предки местных коренных жителей-инупиаков, среди которых я жил, порой поощряли периодические межвидовые скрещивания у своих ездовых собак. Вероятно также, это было неизбежно: волк легко пробирался в группу связанных собак и находил там готового к спариванию партнера. Волчьи признаки заметны у лаек из деревень Кобук и Ноатак, а особенно у немногих сохранившихся крупных рабочих животных – собак вроде Ворфа.
