* * *
И вот я сидел в совершеннейшем разладе с самим собой и думал, что сказать Гарри или Джону. Я понимал мотивы обоих мужчин: Гарри проводил время с волком просто как со своим другом, в то время как Хайд реализовывал не только профессиональный, но и вообще свой редчайший в жизни шанс. Хайд, конечно же, делал все, что мог, чтобы защитить волка, пока он был с ним, ну а Гарри считал это своей важнейшей миссией. От них меня отличали только собственные соображения и вопрос меры. Я уверен, что для нас троих волк был скорее членом семьи, чем просто диким животным, но для меня он в первую очередь был живым, дышащим напоминанием о том, что я надеялся, да так и не смог спасти, одним из призраков моего прошлого.
Учитывая все, что нас объединяло, любой, вероятно, подумал бы: ну что тебе стоит подъехать к ним, катаясь на лыжах, и поболтать по-дружески, решив все проблемы. Но в отношениях между нами троими все было не так просто. Это покажется странным, но, несмотря на то что мы с Гарри были одними из первых, кто увидел волка в 2003 году, мы еще ни разу не встречались лично. По телефону мы беседовали не более четырех раз, и все в течение 2006 года, сравнивая свои впечатления от двойника Ромео и обсуждая другие моменты. Джона же я знал много лет, но мы редко общались, а когда это происходило, просто вели задушевные беседы, никогда не затрагивая тему черного волка. Между собой Гарри и Хайд были едва знакомы.
Мы все трое издалека виделись на озере месяцами и даже годами, но при этом редко вспоминали о самом факте существования друг друга, словно были кавалерами, претендующими на руку одной экзотической красавицы, что одновременно притягивало и отталкивало нас. Учитывая наше влечение и общий объект интереса, такое сравнение вполне уместно. Игнорируя друг друга, каждый из нас заявлял свое приоритетное право, отказывая в нем соперникам. Если даже мы, три человека, которые знали Ромео лучше всех, не смогли объединить усилия, чтобы защитить его интересы, то кто бы тогда смог и вообще захотел?!
Конечно же, я был зол, день ото дня переходя от раздражения к ярости. Гарри и Хайд проводили слишком много времени с волком ради своего собственного блага, не ища путей выхода для него. Однако это была лишь одна из мыслей, не дававших мне покоя. Другая ей полностью противоречила и заключалась в следующем: если Шерри, я и Анита, как и некоторые другие наблюдатели, предпочли держаться со своими собаками подальше от волка, это вовсе не означало, что другие поступают неправильно, общаясь с ним. Снова и снова я напоминал себе, что это не мой волк и не чей-либо еще. И не важно, что мы все думали. А чего же хотел сам волк?
Ромео, который ждал с раннего утра до позднего вечера каждого из этих людей с их собаками и потом зависал с ними часы напролет, всегда голосовал самим фактом своего присутствия, а когда ему нужно было, он растворялся на горизонте на мгновение или на целую вечность. Утверждая, что Гарри или Джон каким-то образом обманывают его, я тем самым недооценивал недюжинный интеллект самого Ромео, не говоря уже о его магическом даре обращать непростые ситуации в свою пользу. Это было очевидно: вместо того чтобы быть использованным людьми, он каким-то образом заставлял их предоставлять ему то, чего он хотел больше всего – тесных регулярных контактов с дружелюбными собаками, достаточно частых для ощущения продолжительной связи, как в стае. Ромео сам делал выбор, и нам приходилось считаться с его инстинктами и решениями, которые до сей поры не подводили его.
Но с появлением этих все более частых и близких контактов, которые стали почти ритуальными, превратившись в публичное шоу, разве Гарри и Хайд не стали для всех соавторами руководства, обучающего тому, чего нельзя делать с дикой природой, а именно: влиять на естественное поведение волка; приучать к близким и продолжительным контактам с человеком, делая его еще более незащищенным перед людьми с недобрыми намерениями; создавать для него стрессовые ситуации из-за своего близкого присутствия; монополизировать общественное достояние; подавать плохой пример другим и уменьшать его шансы на выживание, отнимая у него время, которое он мог бы потратить на охоту и отдых? Это был анализ, продиктованный здравым смыслом, с ним согласилось бы большинство профессионалов, работающих в сфере охраны дикой природы. И в большинстве случаев эта оценка была в самую точку.
Однако жизненные реалии этого волка, как и все, связанное с ним, были гораздо сложнее. Ромео, которому на тот момент было уже минимум шесть лет, находился в прекрасной физической форме: блестящая шерсть, ясный взгляд, нестертые зубы, широкая грудь и ровная поступь – красивый и здоровый волк, какого еще поискать. Я почти не сомневался, что его вес переваливал за шестьдесят, а в изобильные времена, может быть, даже за шестьдесят пять килограммов – исключительный представитель своего вида по любому стандарту.
Как бы там ни было, но общение с Гарри, Хайдом и их собаками, похоже, повлияло на него самым благотворным образом.
Люди, которые были уверены (как и большинство тех, кто знал волка) в том, что дурной человек с ружьем, ловушкой, машиной, неконтролируемой собакой или неверной оценкой ситуации представлял для волка самую большую опасность, также понимали, что в правильной компании этот риск практически сводился к нулю. Проще говоря, никто не сможет незаконно подстрелить или поймать волка, если рядом будут свидетели.
В то время как сотни жителей Джуно, намеренно или нет, толпились, наблюдая за волком, в моем распоряжении было, вероятно, самое выгодное местоположение, с прекрасным видом из окна и близостью к территории Ромео. Именно Гарри и Хайд чаще всего были теми двумя бойцами на передовой. С прагматической точки зрения было бы сложно найти лучших охранников, чем эти двое: опытные туристы, которые чувствовали себя комфортно и уверенно рядом с Ромео, они знали его манеры и привычки и не терялись, когда нужно было что-то посоветовать или скорректировать поведение зрителей. Но главное – они находились с ним долгие часы, с утра до вечера. Ни Лесная служба, ни Природоохранная полиция штата, ни Департамент рыболовства и охоты, имеющие в своем распоряжении людские ресурсы, не могли и не хотели выполнять то, что эти мужчины делали по собственной воле. И не важно, были ли их мотивы бескорыстными, преследовали ли они свои эгоистические цели или и то и другое, конечный результат – то, что было значимо, если вы действительно заботились о Ромео, – был налицо.
Что касается моей ревности (в конце концов, я понимал, что на их месте мог быть я, общаясь каждый день на расстоянии вытянутой руки с диким животным, которого я любил, как никто другой), я вынужден был раскрыть ладонь и отпустить его. И хотя я все прекрасно понимал, все равно возмущался этими массовыми сценами на озере. Слишком много людей, у которых было слишком мало опыта и недостаточно здравого смысла, подходили на очень уж близкое расстояние даже для самого безобидного животного. Никто не мог гарантировать, что сможет контролировать ситуацию, пойди что-то не так.
Как оказалось, публичные демонстрационные сеансы с волком Гарри устраивал исключительно из альтруистских соображений. Поклонники Ромео обращались к нему как к гиду с просьбами показать им волка. Естественно, Гарри надеялся, что чем больше людей будут воспринимать волка как коммуникабельное существо, тем сильнее будет их желание защитить его и рассказать о нем всем остальным. К тому же Гарри, похоже, соответствовал определению «волчий переводчик», данному местным пилотом, который наблюдал, как он, Бриттен и волк гуляют вместе по склону горы Макгиннис, выше границы леса. Всем, кто спрашивал, Гарри объяснял, что они с Ромео друзья, и это было не хвастовством, а лишь констатацией факта.
