Полузнакомые коллеги с других программ, редакторы и репортеры, проходя мимо, в первые секунды делают попытку улыбнуться глазами, но, оценив мое сиротливое стояние в углу проходной, на всякий случай не здороваются. Вдруг я здесь уже гость? А то и «эксперт в зале». Даже гримеры отворачиваются, обозначая черту между ними, работниками «Останкино», и «простыми людьми».
Основная цель работы в этом заведении большинства людей, особенно второстепенных профессий – подтверждение собственной значимости. Возможность сказать в кругу друзей: «Того-то я стригла, он урод», «Этого видел в столовой – жирный козел», еще с одним «постоянно курю на лестнице», а другой мне анекдот рассказал. Короче говоря, демонстрация собственной близости к обитателям волшебного экрана. Обладание информацией о том, «как это на самом деле», и якобы связями, недоступными прочим.
Вообще, я уверен, что когда-нибудь здание «Останкино», раздуется от непомерного пафоса собственных работников и, оборвав все физические (духовные давно уж оборваны) связи с остальной Россией, оторвется от земли и медленно-медленно воспарит в небеса. Став новым «небесным градом Китежем», о котором все будут вспоминать то ли как о полузабытой истории, то ли как о сказочной мечте, которой никогда не было. Оставшиеся же построят себе что-нибудь поужасней, уж в этом-то я уверен.
– Как вы ухитрились его сломать-то? – вопрошает меня внезапно материализовавшаяся из воздуха блондинка на высоченной, как у стриптизерш, платформе.
– Да фиг его знает! – Рассматриваю ее, пытаясь понять, сколько же сантиметров в платформе. Пятнадцать? Сорок пять?
– Вам с пропусками не везет, – излишне круто забирает она бедром и ударяется о стенку турникета.
– Почему?
– То ломается, то теряете. Вчера ж уже меняли.
– Вчера? – говорю я ей в спину (за весь путь от турникетов до лифта она ни разу не обернулась).
– Вчера.
– Наверное вчера. Ага. Кто же их считает-то, – отшучиваюсь, а самому не смешно. Ни секунды не смешно. Надвигается ощущение какого-то тотального пиздеца. Незнакомой доселе злой силы, перед которой ты абсолютно беспомощен.
– Мы считаем. У нас работа такая.
– Скучная у вас работа.
– Это правда. Вам ассистентка не нужна, кстати? Я бы справилась. – Она отбрасывает со лба прядь волос, давая мне возможность рассмотреть товар, натурально, «лицом».
– Ассистентка? У меня уже была одна, это плохо закончилось. – В этот момент лифт останавливается, двери открываются, и я вижу перед собой Колю.
– Привет, – говорит он тихим голосом.
– Привет. Как дела?
– Нормально. Чего случилось?
– Это я у тебя хочу спросить, что случилось.
– С рейтингом вчерашним все хорошо, я ж тебе написал. А что еще?
– А я вот как раз по поводу вчерашнего. Ничего не хочешь мне рассказать? Как вы ухитрились это сделать-то?
– В смысле? Что сделать?
– Программу, Коля, сделать, – говорю с нажимом. – У вас на такие случаи двойник, что ли, есть?
– На какие такие случаи?
– Меня вчера не было в эфире, Николай Васильевич, – трясу я его за плечи. – Откуда вы парня взяли, который вел вчерашнее шоу вместо меня?
– Ах, ты об этом, – делает он шаг назад. – Сейчас… Сейчас я тебе все объясню. Можно, я только в офис, – отходит он еще на пару шагов, – в офис зайду… А ты пока постой здесь, хорошо?
– А мне с тобой нельзя, что ли? – не врубаюсь я.
– Там технология целая, сам увидишь.
– Технология? Ладно, постою.
– Ты не волнуйся только, – бросает он мне перед тем как рвануть к дверям ньюсрума.
Я нервно хожу по холлу в ожидании его возвращения. Рассматриваю фотографии на стенах, считаю напольную плитку от стены до стены. Наконец Коля возвращается в сопровождении рослых охранников. Он что-то им говорит, указывая на меня, охранники ускоряются, на их лицах появляются угрожающие гримасы. Я не совсем понимаю, что происходит, но инстинктивно начинаю пятиться назад, потом срываюсь на лестницу и вприпрыжку скачу вниз по ступеням.
– Это фанат его, псих больной! – слышу, как кричит Коля. – У него нож может быть или молоток.
– Восьмой, переход на первом этаже перекройте! – Это уже охранник бубнит в рацию.
Проскакиваю три лестничные площадки, вырываюсь в холл первого этажа, слышу нарастающий топот за спиной. Сердце в груди уже не стучит, их теперь два: по сердцу в каждом виске с пульсом минимум двести. Пробегаю мимо главного входа, петляю по коридорам, врываюсь в чью-то студию с разобранными декорациями, дальше – в грузовой коридор, где разгружают ящики, куски эстрады и световое оборудование. Женщина с решительным лицом держит под уздцы… верблюда.
Когда первый охранник практически настигает меня, я успеваю нырнуть под брюхо среднеазиатского зверя. За спиной мат, звуки падения грузного тела, крики из рации. А мне навстречу идут клоуны с размазанным гримом и несовершеннолетние гимнастки – мечта педофила, и карлики с шариками. А вдалеке, между всеми ними, виден свет, пробивающийся через открытые двери ангара. Я, сбивая с ног людей, продираюсь через этот гребаный цирк и выбегаю на улицу.
Из будки рядом со шлагбаумом наперерез бросается тощий мент, мне удается увернуться и выскочить на мостовую. Позади слышится: «Стой, сука!» – и отчаянный визг тормозов где-то сбоку, но я в три прыжка достигаю противоположного тротуара и скрываюсь в парке.
Дочь
Рысью пробежав через парк, у метро «ВДНХ» ловлю такси и, еще не в силах разложить все произошедшее по полочкам, решаю, куда ехать. Страх вытесняет на периферию сознания все, кроме заботы о женщинах и детях. Телефон Оксаны по-прежнему недоступен. Командую водителю ехать к дочери.
Несколько раз звоню в дверь, пока бывшая супруга не соизволит открыть.
– О, – искренне удивляется она, – Богданов, а что это за нежданный визит?
– Привет, – говорю медленно, пытаясь победить одышку, – где Даша?
– На танцах, где же еще?
– На танцах? А сегодня…
– Суббота. Ты же не знаешь, что у ребенка по субботам танцы, ты ничего стараешься не знать. Она уже вернуться должна.
– Вернуться? Ага…
Некоторое время стоим молча. Я не решаюсь переступить порог квартиры, она, кажется, не горит желанием пригласить войти.
– Так и будешь переминаться с ноги на ногу? – Она явно хочет поскорее закончить нашу незапланированную встречу.
– А скажи мне, у дочери все нормально? В школе там, на улице? Никто подозрительный к ней или к ее классу не подходил?
– В каком это смысле? – Черты ее лица моментально обостряются. – У тебя проблемы, Богданов?
