– Пяти нет, есть только три.
– Па-ап! – Она останавливается. Пристально смотрит мне в глаза. – Кто меня сегодня забирал из школы?
– Из школы? – Я пожимаю плечами, ловлю паузу, чтобы разом вывалить на нее все это дерьмо. Сказать правду, без всякой надежды на понимание. Сказать правду, потому что не осталось больше ничего.
– Это же не ты был с утра, так? – подбоченивается она. – Он просто на тебя очень похож, но это не ты, верно? Я сразу поняла.
– Не я. А как ты поняла?
– Во-первых, он не знает нашу шутку про нос. Во-вторых – запах. – Она морщится. – От него пахнет чуланом. И пылью еще. Как в библиотеке.
– И пылью, – рассеянно повторяю я.
– А зачем мама называет его как тебя?
– Может быть, его так же зовут?
– Может быть. Ты можешь с ней поговорить?
– Что я должен ей сказать?
– Скажи хотя бы, что я не хочу, чтобы он забирал меня из школы. Я уже взрослая, я все понимаю.
– Что «все»?
– Мне же мама объясняла, – задумывается она, – про то, как люди встречаются и почему расстаются. Она мне все объясняла. И про ваш развод. Зачем теперь эти игры дурацкие? Как в комиксах.
– Ну, может быть, она не хотела, чтобы ты… так сразу… – Сразу что? Что она «не хотела»? Соображай, соображай быстрее, это последний шанс, другого не будет. – А когда он… Ну, этот, который похож, появился?
– Наверное, дня три, – задумывается она, – нет, четыре! Точно, четыре! В понедельник был Лилькин день рождения, и я его на улице видела, он маме помогал продукты выгружать из машины. А вчера я из своей комнаты слышала, как они разговаривали, долго… часов до двенадцати… потом я заснула.
– А ты с ним говорила?
– Вчера вечером, когда он приехал, поздоровалась. И сегодня с утра. Встаю такая, одеваюсь, а мама мне говорит: «Тебя сегодня в школу не няня, а папа отведет». Зачем она его папой называет? Назвала бы Вовой. Она думает, что я маленькая еще? Не врублюсь? Ну зовут одинаково, ну похожи внешне – хорошо. Но вы же разные. Она думает, что я не замечу?
– Она не про это думает. – Притягиваю дочь к себе, обнимаю. – Она хочет, чтобы тебе так легче было.
– Я вчера лежу в кровати, а они разговаривают на кухне. Я стараюсь не заснуть изо всех сил. Думаю, что ты ко мне зайдешь, – говорит она откуда-то из подмышки. – Я же сразу не поняла, что он – это не ты. А ты, то есть он, все не заходит и не заходит. Если бы ты там сидел, ты бы ко мне обязательно зашел, правда?
– Конечно. – Сжимаю дочь, чувствую, как сливаюсь с ней в одно целое. В одно дыхание. В один пульс. – Обязательно зашел бы. Я бы не смог к тебе не зайти.
Уткнувшись в меня, она бубнит что-то про взросление, про маму, про шутку с носом, а я смотрю в небо и заставляю себя думать о том, на какие фигуры похожи рваные, грязно-серые осенние облака. Но это не отвлекает. Не уводит в сторону. Слезы градом катятся по моим щекам, и я уже не могу ничего с этим поделать.
– Пап! Пап, почему ты плачешь? – высвобождается она из моих объятий.
Ветер усиливается. Облака сбиваются в кучу. В этом месиве уже невозможно различить ни одной фигуры.
Сигареты
– И что я ей, вот так, с ходу, начну рассказывать?
Я курю в открытое окно машины, Макс возится в айпаде. Между нами на «торпеде» валяется журнал вроде тех, где на первой странице печатают телепрограмму на неделю, а на второй – глуповатое «интервью номера». Все остальное – гороскопы, рецепты и фотографии «звезд» – как обычно в таких изданиях, кроме заголовка интервью: «Писатель и телеведущий Богданов рассказал нам, сколько времени ушло на то, чтобы вернуть семью».
– И главное, заголовок такой блядский! «Сколько времени ушло» – разве так можно по-русски писать? Вот откуда эти идиоты в редакциях появляются?
– Ты бы лучше не о редакции думал, а о том, что говорить будешь, – меланхолично замечает он.
– А что мне думать? У меня уже все придумано, – раздражаюсь я. – С утра! Я, правда, рассчитывал объясняться с одной, а вышло с другой. Ну ничего, я же справляюсь, правда, Макс?
Он поднимает на меня печальные глаза:
– Ты что от меня хочешь услышать?
– Не знаю. – Беру журнал, листаю, шваркаю его обратно. – Мне вот интересно, у нас в баре «жучки», что ли, стоят? Откуда он мог узнать, что я к Тане поеду сегодня? Почему именно сегодня?
– Тебе же дочь сказала, что это началось четыре дня назад.
– Сука, тварь! – Я зажимаю ладонями виски. – Ублюдок! Может, Кате завтра сказать?
– Завтра или через неделю – значения уже не имеет. Она или уже прочла, или завтра прочтет интервью.
– Как же меня это достало! Что ни день – то исповедь!
– Поехали, Вов? – Макс украдкой смотрит на часы.
– Завтра тебя наберу. – Я вскидываю сумку на плечо и выхожу из машины.
– Привет! – Катя открывает дверь, отстраняется от поцелуя, пропускает меня в квартиру.
Не разуваясь, прохожу на кухню, кладу сумку на стол, думаю достать оттуда компьютер, но вспоминаю, что там болтается нож. Ставлю сумку на пол, сажусь. Опять встаю. Открываю холодильник, пытаюсь сообразить, что хочу в нем найти. Катя все это время стоит молча, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди. На кистях слабо проступают вены.
Не вспомнив, чего, собственно, хотел, я закрываю холодильник. Сажусь за стол.
– Не тяни, – тихо говорит она.
– В каком смысле? – поднимаю на нее глаза.
– Зачем тебе это? Мы люди взрослые. Я все понимаю. Понимала. С самого начала.
– Ты о чем, Кать?
– Я уже успела прочесть. Знаешь, – поднимает она лицо к потолку, чтобы не было видно глаз, – теперь же все быстро. Все сразу в интернете оказывается.
– Правда? Давай и я прочту, хоть буду в курсе событий, – на ходу плету я какую-то ересь, нащупываю ноутбук, выдергиваю его из сумки. – Покажешь?
– Вов, хватит! – Она смотрит на меня в упор. – Прекрати. К чему этот спектакль дурацкий? Мне завтра в автосервис к восьми. Я спать хочу, а тебе домой нужно. Поздно уже. Поздно.
Пока ноутбук присасывается к вай-фаю, я пытаюсь сообразить, как лучше начать, с какого момента рассказывать то, что со мной произошло. Всю правду с самого начала или с ментовского участка? Трусливое сознание говорит: «Может, лучше про Оксану не говорить?» – и тут же: «Какая, к черту, Оксана, чувак?! О чем ты думаешь?!» Выскакивает почта, потом, со звуком всасываемого воздуха включается скайп, и тут же раздается трель.
«Вызывает Mersault», – сообщает программа.
– Кать, – глухо говорю я, – выйди, пожалуйста. Выйди, я прошу тебя. Я тебе все объясню. Мне обязательно нужно ответить.
