Прошли века. Доктор постарел и понял, что все было напрасно. Пока во Вселенной живы далеки и Повелители времени, война не закончится никогда. И теперь, когда его собственный народ в своей жестокости стал подобен своим же злейшим врагам, Доктор начал понимать, что выход есть лишь один. Как известно, он проник в хранилища Повелителей времени, похитил Момент – мощное оружие из древних времен Галлифрея – и с его помощью уничтожил всех далеков и всех Повелителей времени до единого. Всего мгновение жесточайшего кровопролития – и вдруг во всей Вселенной воцарился мир. Но только не в сердцах одинокого странника, который снова стал называть себя Доктором. Он не ждал, что уцелеет, и продолжил жить в уверенности, что жизнь – его кара, а цель – покаяние.
Стоит отметить, что покаяние было искренним. Он путешествовал по галактикам и всюду, где оказывалась ТАРДИС, приносил мир, надежду и добро. Со временем люди Вселенной забыли войну, и никто больше не говорил и ничего не слышал о ней – не считая лишь тех отважных, кто смотрел в глаза последнего Повелителя времени и спрашивал, что его гложет.
Все это вам известно. Но это не все, далеко не все. Мы переходим ко второй из «Заметок Доктора», которую нельзя назвать никак иначе, кроме как «Одиннадцатой главой». Да, знаю, знаю, но, как я уже объяснил, правильного порядка в этой истории нет. Шаткое-валкое время-шремя, как написал однажды один болван. Прежде чем мы начнем, мне хотелось бы знать: многие ли из вас догадались, что предыдущую заметку написал сам Доктор, раньше, чем это стало очевидно? Поднимите руки, пожалуйста. Давайте-давайте, не стесняйтесь. Неважно, где вы сейчас, я вас все равно вижу. Ой-ой, сколько книг вдруг разом захлопнулись. Извините, конечно, но я не виноват, что вы в таких местах решили посидеть-почитать.
Кстати, все, кто сейчас читает этот текст на работе, – стыдитесь, господа. Да, это я вам говорю. И вам. Прячьте книгу под стол сколько хотите, никого вам не обмануть. И господи ты боже мой, Крис, положи ее сейчас же, у тебя и без того работы полно.
Так, посчитаем…
О, а ведь немало кто догадался. Молодцы, до многих не доходит. Интересная черта повествования Доктора заключается в том, что он почти всегда говорит о себе в третьем лице. Очень редко пишет «я», а все чаще – «он». Почти всегда – «Доктор».
На этот счет есть много теорий. Моя любимая гласит, что «Доктор» – титул, который он сам выбрал, а не имя, данное ему при рождении, – это скорее идея у него в мыслях, чем именование его как личности. Доктор – это человек, которым он стремится быть, а не которым себя считает. Но что же в таком случае означают его оговорки? Ведь далеко не раз, порой намеренно, а порой как будто бы случайно «Доктор» становится «мной». Могут ли это быть минуты слабости или даже страха, когда он считает, что не отвечает меркам, которые задал себе сам давным-давно?
Также вы заметите, что он с удовольствием изобретает внутренние монологи других людей, чем выдает свое привычное высокомерие. Однако, справедливости ради, Доктор обладает феноменальными способностями к эмпатии и даже низкоуровневой телепатии, так что не стоит полагать, что все эти чужие мысли вымышлены целиком и полностью.
На этой ноте я предлагаю вам угадать автора следующей заметки: «Полет Доктора». Авторство останется темой всей книги, и не всегда определить его будет легко, так что, прошу вас, читайте внимательно.
Мы возвращаемся к Доктору много веков спустя после окончания Войны Времени, когда воспоминания о ней стали меркнуть, даже для него. В этот период своей жизни он счастлив, прослыл для многих героем и почти позабыл о своем опасном прошлом. И все же ему придется вспомнить, что для путешественников во времени прошлое в прошлом никогда не остается.
Глава 11
Полет Доктора
Доктор был молод, что весьма радовало и, надо отметить, с ним случалось довольно редко. Тем утром в ТАРДИС, попивая чай с печеньем «Джемми-Доджерс», он вспомнил, как впервые увидел и как следует рассмотрел свое нынешнее лицо. День тогда выдался весьма насыщенный, объяснял Доктор Кларе, которая слушала очень внимательно, как и всегда. Он только-только в очередной раз крупно не поладил с Мастером, который, как это принято у него, взял да и превратил всех людей на планете в копии самого себя (да, Клара, тебя тоже, дорого бы дал, чтобы увидеть это). Потом находчиво спас друга от радиационного отравления, стал умирать от радиационного отравления, попрощался со всеми лучшими друзьями, потому что умирал от радиационного отравления, умер от радиационного отравления, регенерировал и сделал себе мысленную пометку о том, что надо бы извиниться перед всеми друзьями, потому что насчет прямо уж смерти от радиационного отравления он все-таки слегка преувеличил. Потом разнес садовый сарай, которому хватило глупости врезаться в ТАРДИС во время очень даже успешной аварийной посадки, познакомился с девочкой с оранжевыми волосами, изобрел рыбные палочки с заварным кремом, устроил взбучку огромным летающим глазным яблокам, которые шастали вокруг Земли с не самыми дружелюбными намерениями, расстроил загадочные планы Заключенного Ноль (причем планы были настолько загадочные, что никто так и не выяснил, в чем они вообще заключались), а потом побежал обратно в ТАРДИС и целых семь с половиной часов досадливо протаращился на себя в зеркало.
Зеркало он нашел в трехпалой руке клоуна-робота, который стоял в одной из густо поросших плющом ниш каменной палубы и тикал – в одиночестве и в спячке, как и почти всегда.
Доктор сел на пень от рухнувшей колонны и там, среди обломков опавшей и увитой плющом кирпичной кладки, углубился в самосозерцание. Прежде всего он обратил внимание на скулы – худые и острые. Настолько острые, что Доктору даже стало любопытно, каким образом они сходятся сзади. Он поднес зеркало к затылку, чтобы посмотреть, но понял, что своего отражения больше не видит. Он быстро оглянулся, но, к сожалению, так же поступило и его отражение.
– А, – понял он и широко улыбнулся. – Так на этот раз я болван! – Это было приятно, болваном Доктор быть очень любил. Он попытался радостно похлопать в ладоши, обеими руками промахнулся и случайно обнял сам себя. – Вероятно, слегка неуклюжий, – отметил он и поднял самый большой осколок разбитого зеркала, которое каким-то образом ухитрилось улететь в другой конец комнаты после неудачной попытки похлопать.
Доктор заметил, что волос у него теперь много. Увы, не рыжих, скорее каштановых. И густых. Он попытался сосредоточиться на огромной челке, которая летала у него над бровью, покрутился немного и тут же почувствовал головокружение. Взглянув в зеркало еще раз, он заметил за своей спиной тикающего клоуна, который прошаркал в галерею. Надо бы разобраться с ним как-нибудь, подумал Доктор. Он уже почти пришел к мысли, что как-то слишком уж смазлив, но повернулся к зеркалу боком и увидел подбородок, который венчал собой нижнюю половину его лица, как трамплин.
– Да я же теперь бананоголовый! – расхохотался Доктор. – Мистер Месяц! У меня лицо как сапог!
Да, весьма и весьма неплохо, решил Доктор. Очень в его стиле. Немного красив, немного нелеп, немного похож на банан. Он быстро произвел подсчеты, вместо доски используя пыльный пол, и понял, что это его одиннадцатое лицо.
