Лука за полученные ранения награжден Бронзовым Львом. Я тоже, вторично. А еще Лука удостоен царского венка за доблесть и произведен в младшие командиры. Кроме того, мы оба премированы годовым жалованьем, а все наши долги перед армией списаны. Звучит это, конечно, здорово, но не следует забывать, что нам предстоит заново приобретать лошадей, снаряжение и все такое.
Наши женщины с нами. Они были посланы в Мараканду, но вскоре вернулись. Гилла беременна, она понесла еще в начале лета, о чем неопровержимо свидетельствуют раздавшиеся одежды. Счастливая дылда ничего и не хочет опровергать, наоборот, говорит всем и каждому, что они с Лукой вот-вот поженятся. Если мужчины из ее рода узнают, что она в положении, никакая сила на свете не удержит их от попыток вспороть ей живот. Гиллу это словно бы не волнует. Родное племя с его жестокими обычаями осталось в прошлом, с которым она безвозвратно порвала. Глядя на нее, нельзя не восхищаться… и не страшиться тоже нельзя.
Остальные девушки сторонятся Гиллы, ее безоглядный бунт их пугает. Она теперь водит дружбу с одной лишь Шинар.
Шинар, кстати, нашла себе работу при госпитале и неплохо справляется с ней. Этому способствуют ее греческий, теперь уже беглый, и полное отсутствие брезгливости.
— Толковая у тебя девонька, — с похвалой говорит мне главный хирург.
И похвалами он не ограничивается, из прачек ее переводят в сиделки, где платят обол за дежурство — четверть дневного жалованья пехотинца. По местным меркам это настоящее богатство. Кроме того, ей выдают специальное платье, а мужской части персонала, независимо от положения, велят относиться к ней уважительно и никаких себе вольностей не позволять.
Шинар, короче, преуспевает. Она тоже меняется.
В продолжение осени (с заходом на самое начало зимы) Александр только и делает, что направляет войска в отдаленные районы страны, во-первых, чтобы не дать Спитамену спокойно восстанавливать силы, а во-вторых, чтобы несколько разгрузить Бактру. Столица края просто не в состоянии справиться с таким наплывом солдат. Из Македонии и из Греции прибывает семнадцатитысячное пополнение, а тут и так уже, с учетом всевозможных нестроевых формирований и всяческого прибившегося к армии люда, общая численность всех собравшихся достигает шестидесяти тысяч человек. Воинский лагерь словно являет собой четвертый по населенности город известного мира, уступающий лишь Вавилону, Афинам и Сузам.
В день окончательного завершения зимней расквартировки Александр собирает войска и выступает с самой необычайной речью, какую когда-либо произносил царь Македонии. Беспрецедентно также и то, что эта речь размножается переписчиками и рассылается по всем воинским частям и гарнизонам.
Касаясь несчастья на Благоносной, царь винит в нем не солдат, не командование попавшей в ловушку колонны, но целиком берет ответственность за случившееся на себя.
— Я совершил ошибку, друзья. Допустил худший из возможных для командира просчетов — недооценил врага. Волк Пустыни разбил не вас, он разбил меня. Зевс свидетель, я верил, что не пройдет и нескольких месяцев, как эти демоны нам покорятся. Я считал их невежественными дикарями, мало что смыслящими в современной войне и, уж конечно же, не способными дать отпор воинам, сокрушившим могущественнейшую мировую державу. Я просчитался. Теперь очевидно, что враг прекрасно нас понимал, в то время как мы его совершенно не понимали. Он знал, чем ответить на каждый наш тактический ход, и заставил нас танцевать под свою дудку. Его расчетливость взяла верх над нашей. Он победил не мощью — умом, он переиграл меня на поле боя.
Поэтому, говорит далее Александр, зиму нам следует провести с толком, осваивая новые тактические приемы. Афганская кампания вступает во вторую фазу. Подробности будут изложены в детальных инструкциях, пока же все должны просто понять, что старая тактика более неприменима.
За разработку новой программы берутся особые службы, их офицеры начинают с того, что опрашивают всех выживших на Благоносной. Опыт, пусть даже и печальный, необходимо подвергнуть анализу, чтобы решить, что в нем полезно, что нет. Нас с Лукой прихватывают прямо в госпитале. Все, что мы помним как о самой битве, так и о своем пребывании у дикарей, скрупулезно заносится на пергамент для последующей передачи оного государю. Опросчики вежливы, но дотошны. Может, вы виделись с кем-то из скифских вождей? Как они выглядят? Как ведут себя? Есть ли у них какие-то прозвища или особенные приметы? Не опишете ли маршрут, по какому вы двигались, желательно с указанием водопоев и тайных складов припасов?
К дню зимнего солнцестояния в Бактру прибывает мой брат Илия. Разумеется, со своей Дарией. Они селятся в Анахите, городском предместье, делят там домик с двумя командирами из авангардных формирований. Теперь, когда Шинар дежурит, мне есть с кем коротать вечера.
— А матушку ты обо всем известил? — подразнивает меня Илия. — Она не встревожится, узнав, что и второй ее сын попал в сети чужеземной красотки?
И он крепко обнимает свою подругу.
Илия в силу занимаемого им положения участвует в важных штабных совещаниях. Он в курсе всех планов ставки и решительно вознамерился по возможности ограждать меня от опасностей. Его влияния вполне хватает, чтобы все мои прошения о переводе в разведку летели в корзину.
Небезразличен ему и Лука.
— Что творится с твоим другом? — спрашивает меня он порой.
А еще брату не нравится мое пьянство.
— Будешь дуть горькую, станешь таким же, как я.
Подумаешь, напугал! Для меня это комплимент, а не порицание.
Вечер за вечером я засиживаюсь у Илии и его компаньонов.
Дивные парни, отважные, умные, прямо тебе Флаг со Стефаном, только лоску и лихости в них, пожалуй, побольше. А начнут говорить — с меня даже хмель слетает: так смелы их суждения.
— Эта дыра стократ хуже Персии, — заявляет Деметрий.
— Афганистан просто пытка для каждого, — вторит ему Аримма. — Но прежде всего для нашего Александра.
«Друзья» опасаются, что Александр так до сих пор и не оценил в должной мере, с чем ему выпало тут столкнуться. По их мнению, нам следует полностью очистить страну от туземцев. Сопротивляющихся уничтожить, остальных, от мала до велика, выселить, как это сделали Кир в Ионии и Навуходоносор в Палестине.
— Ничто менее радикальное, — утверждает Деметрий, — результата не даст.
Проклятие Афганской войны в том, что врагов почти невозможно втянуть в честный бой. Единственный способ заставить кочевников драться — это перекрыть им все пути к бегству. Так теперь думает Александр. Именно поэтому он и решил поделить свою огромную армию на автономно действующие формирования, фактически те же армии, но уменьшенного масштаба, однако со всей надлежащей структурой, включая пехоту всех видов, тяжелую и легкую кавалерию, осадный обоз с боевыми машинами, службы тылового обеспечения и снабжения, разведку, казну с канцелярией и лазарет с лекарями. При этом командиры таких группировок получают практически неограниченные полномочия. Тем не менее каждому из них, будь то Птолемей, Пердикка, Койн или кто-то другой, предлагается в случае обнаружения значительного скопления неприятельских сил не пытаться самостоятельно завязать бой, чтобы стяжать таким образом всю возможную славу, но теснить дикарей к дислокациям соседнего македонского формирования, дабы тем самым зажать врага в клещи и разгромить окончательно и навсегда.
