– Мы обнаружили рак достаточно рано и будем оперировать вас через несколько дней, – сказал доктор.
Он объяснил, что у меня рак молочной железы, опухоль располагается очень глубоко, и затем довольно быстро описал последовательность дальнейших действий. Врач говорил, что надеется на то, что нужна только секторальная резекция – операция по удалению самой опухоли и окружающих ее тканей. «Сигнальные» лимфатические узлы будут удалены, чтобы проверить степень распространения рака. Если все обойдется удачно, химиотерапия не понадобится, но обязательно нужно пройти курс лучевой терапии, который продлится несколько недель. Он сказал, что на операцию и подготовку к ней потребуется несколько дней.
Как только врач перечислил все это, я услышала резкий вздох Роба. А когда я посмотрела на него, то увидела, что он просто побелел, настолько, что медсестра даже спросила, все ли с ним в порядке. Он был шокирован и расстроен больше, чем я сама.
Поскольку я все еще переживала депрессию и болталась где-то на самом дне, то, скорее всего, отреагировала на шокирующее известие не так, как это делают обычные люди, узнав о подобном диагнозе. Я восприняла его как смертный приговор, потому что тогда ничего не знала о лечении рака, но при этом я была странно спокойна. Когда я поняла, что потеряла мужа, я отчаянно пыталась барахтаться, хотя и чувствовала, что жизнь кончена. Поэтому я восприняла мысль о скором конце, как лучшее, что могло случиться. Я изо всех сил пыталась держать голову над водой и бороться со всеми навалившимися на меня проблемами, но больше не хотела никакой видимой деятельности.
Несколько лет назад, когда я была счастлива с Энди, я думала, что единственное, чего я боюсь, – это рак молочной железы, страшилась этого «уродства», потери себя как женщины. Но сейчас я чувствовала, что это меня не заботит. В течение нескольких дней перед операцией я думала: «Я потеряла свою вторую половинку, так что неважно, как я выгляжу. А если я откину тапочки, это решит все и сразу».
Поначалу я даже патетически надеялась, что, когда Энди услышит о моей болезни, он вернется ко мне, но вскоре меня постигло разочарование: я ни разу не услышала от него ничего, он не проявил обо мне никакого беспокойства, несмотря на все те годы, которые мы прожили вместе.
Я не могла даже представить, как справлюсь с лечением, притом, что мне необходимо готовить дом к продаже. К тому же мои сбережения от работы на Samsung исчезали так быстро, что вскоре мне было бы не на что жить, если я не начала бы работать.
Меня охватило отчаяние. Я чувствовала, что вскоре меня ждет банкротство, дом рухнет. Боже мой, я не справлюсь со всем этим… В то время жить мне казалось намного сложнее, чем умереть.
Конечно, я не могла даже подсчитать, сколько людей сплотилось вокруг меня, помогая в тот трудный период. Мама и папа полностью поддерживали меня, Роб, который, наверное, думал, что влип, проявил недюжинную стойкость, продолжая ремонтировать дом, а также водя меня по врачам.
И когда я лежала, свернувшись калачиком с прижавшимся ко мне Вуди, я поняла, что я не могу оставить его. Кто еще будет поддерживать эту маленькую, смешную, но верную животинку? Кто еще может знать, когда его нужно подхватить, а когда поставить на землю? Кто еще сможет правильно отреагировать на его странный крик, когда он просит о помощи?
Поскольку настроение у меня было довольно странное, я не так сильно беспокоилась о том, как пройдет операция, как это было бы, будь я в обычном своем состоянии. Мой страх перед иглами и всем процессом пребывания в больнице был подавлен депрессией, и я чувствовала скорее безразличие, чем страх.
К счастью, операция прошла успешно. Потом мне сказали, что опухоль находилась настолько глубоко, что, когда я смогла бы почувствовать ее, было бы уже слишком поздно.
– Если бы вы не пришли на осмотр…
Когда консультант сказал мне эти слова, я вспомнила, как Дейзи подталкивала меня, перед глазами всплыл ее умоляющий взгляд. Я знала, что без нее мне вряд ли удалось бы заметить небольшую доброкачественную опухоль, которая привела к обнаружению более глубоко залегающего рака. Она спасла мне жизнь!
Я вошла в сообщество владельцев собак, которые были предупреждены своими питомцами о серьезных заболеваниях. И речь идет не только о собаках – аналогичные истории владельцы рассказывают о кошках и других домашних животных. Джон Черч, который собирает всю эту неподтвержденную информацию, знает даже историю о попугае, который предупредил хозяина о том, что с ним что-то не так.
На основании информации о региональных лимфатических узлах, удаленных из-под руки, стало ясно, что рак не распространился, и мне не нужна химиотерапия. При раке груди это все равно, что выиграть в лотерею. В течение нескольких последующих лет из-за удаления этих узлов у меня немела рука при езде на лошади и даже при выгуливании собаки на поводке, но это небольшая цена.
Я решила отказаться от операции по восстановлению груди. В то время моя самооценка была настолько низкой, что это показалось мне неважным. Роб сразу сказал мне, что для него это не имеет значения. Однако операция могла бы придать мне уверенности в себе, ведь она предотвращает обезображивание.
Я уверена, что многие мужчины, если бы им пришлось пожить хоть пару месяцев с кем-то вроде меня и выходить с такой женщиной в свет, сбежали бы от нее очень быстро. Роб был очень честен и никогда не видел в этом проблему. Я называю себя «полторы сиськи», и единственный раз, когда я засмущалась из-за этого и пожалела, что не стала заниматься косметической реконструкцией, когда была на вечеринке у бассейна в окружении женщин, которые явно делали операции по увеличению груди.
***
После операции меня направили к Алану Мейкпису, онкологу в больнице Маунт-Вернон в Хартфордшире, который организовал лучевую терапию. Он признает, что тогда скептически отнесся к моему рассказу о том, как Дейзи нашла у меня рак, хотя слышал и другие истории о способности животных обнаруживать болезнь. Но я говорила о своей работе с такой убежденностью, что он согласился приехать и посмотреть на собак. И теперь и он, и мой хирург являются ярыми сторонниками нашей деятельности.
Как и все, кто наблюдал за работой наших подопечных, Алан поменял свое представление обо всей этой идее. Он увидел, как они безошибочно определяют образцы, полученные от пациентов с раком. Он всегда подчеркивал, что полностью убедила его твердая научная основа нашей работы, тот факт, что все надежно проверялось. Алан был безмерно поражен моей преданностью научным методам, тем, что я не просто энтузиаст с коллекцией неподтвержденных историй.
– Когда я впервые увидел этих собак, я был просто сражен, как и большинство других людей, – признался он.
Так что мой рак принес мне еще двух сторонников, к тому же врачей. Хотя мне пришлось заплатить за это высокую цену. Радиотерапия была изнурительной. Мне нужно было ездить в Маунт-Вернон пять раз в неделю в течение четырех недель. Это вымотало меня, и я нашла лекарство, которое должна была принимать в течение пяти лет. Однако оно имело столько побочных эффектов, что через два года я перестала употреблять его.
