Подавившись началом новой изысканно-двусмысленной фразы, принц, стремительно зеленея, вскочил как ошпаренный с диванчика и бросился прочь сломя голову, гадая о том, кто расставил ему ловушку и попадет ли снова от отца, если он домогался не принцессы, вернее, не совсем принцессы, а принцессы под личиной. Но почему-то Энтиору казалось, что король вдаваться в тонкости не станет, а просто съездит еще раз по физиономии, и хорошо еще, если съездит только раз, а не выбьет все зубы и пересчитает ребра…
Глядя вслед брату, Элия задумчиво пробормотала:
— Ну вот, теперь мне еще и счет оплачивать. Нашел способ на халяву выпить, извращенец клыкастый!
Расплатившись за дорогое вино и деликатесы, принцесса вышла из ресторана, на ходу восстанавливая меняющее голос заклятие. Девушка направилась к границе Второго Кольца города. Ведь именно там в наступающей тьме скрывались самые интересные приключения, в которые можно было вляпаться. Зайдя в переулок, она телепортировалась сразу на окраину квартала зеленых и желтых фонарей — одного из любимых местечек братьев, да и отца. Элия уже давно была достаточно взрослой, чтобы знать, какой цвет фонаря что означает: желтые фонари приглашали заглянуть на огонек женщин, зеленые — мужчин, фонари с полосками предлагали однополую любовь, белые с разнообразными рисунками и цветочками сулили экзотические развлечения. Так, любимый цветок Энтиора — белый ирис — в Лоуленде служил символом садомазохистских удовольствий. То ли символ этот установили в честь брата-вампира, то ли сам принц так полюбил белые ирисы за их символический смысл.
На окраине квартала горели в основном зеленые фонари. Улочки становились уже, а дома — попроще и пообшарпаннее. Но ночная тишина по-прежнему испуганно пряталась от душераздирающих призывных криков, подобных этим:
— Заходите, у нас самые свеженькие симпатичные девушки!
«Ну уж девушками-то они точно давно перестали быть», — отпустила мысленный комментарий Элия.
— Самые толстые задницы и пухлые сиськи!
«Это что, реклама в лавке мясника?» — снова сыронизировала принцесса.
— В нашем борделе провел ночь сам король Лимбер!
«Вот уж не верю, что моего разборчивого папашу занесло в публичный дом такого низкого пошиба даже с перепою!»
На этой остроумной ноте процесс мысленного составления комментариев к экскурсионному туру по борделям Лоуленда средней руки был прерван. На руке у Элии повисла помятая, убийственно воняющая дешевыми духами типа «Мечта моряка» шлюха с небрежно высветленными заклятием волосами и в лоскутках, едва прикрывающих ее пышные, особенно в нижней части фигуры, телеса. Нежно заглядывая в глаза потенциальному клиенту, девка хрипло зашептала:
— Пойдем со мной, красавчик! Ты такой хорошенький, мой кролик! Обслужу недорого!
Шлюха назвала цену. Задохнувшись от возмущения, принцесса стряхнула с себя «красотку» и завопила:
— Сколько?! Да за такие деньги я целый бордель с потрохами куплю, а не тебя, груша перезрелая!
Ответом стало возмущенное шипение отвергнутой девки, хохот прохожих и обитателей квартала из открытых окон соседних домов.
Отшив девку и быстрым шагом миновав последний отрезок квартала развлечений, Элия оказалась в еще более непрезентабельном районе. И, что случалось частенько, желание принцессы Лоуленда найти приключения, даже не высказанное вслух по всем правилам магии, начало сбываться.
Свернув в темный переулок, она тут же обо что-то споткнулась. «Что-то» сдавленно взвизгнуло и попыталось дать деру. Изловчившись, девушка успела схватить «нечто» за край рубашки и наскоро вызвала магический шарик. В его неярком свете принцесса разглядела худого, грязного, костлявого, темноглазого, черноволосого парнишку-подростка лет одиннадцати, одетого в какие-то лохмотья, находящиеся в весьма отдаленном родстве со штанами и рубашкой. Измеренный автоматически коэффициент личной силы парнишки едва дотягивал до 0,45 лоулендского.
— Броши-пропуска гостя нет, значит, раб, — вслух деловито констатировала принцесса, — но почему без метки? Беглый, что ли? Боишься… Точно, беглый.
— Тебе-то какое дело, хлыщ паршивый! — прошипел мальчишка, тщетно пытаясь вырваться из железной руки ловца.
— Да никакого в общем-то, просто интересно. Далековато тебя занесло от городских ворот, с рынка бы уже не сбежал, значит, смылся в дороге, — продолжила логически рассуждать Элия. — Ты хоть знаешь, что если тебя поймают, то изобьют до полусмерти или вовсе засекут публично, чтоб другим неповадно было?
— А что, у меня на роже написано, что я беглый раб? — окрысился паренек, тяжело дыша. Видно, борьба с Элией лишила его последних сил.
— Можно сказать и так, — согласилась принцесса, отпуская жертву.
— Как? — не понял ребенок, осторожно отступая на шаг, чтобы в случае чего побыстрее смыться в ближайшую подворотню. Бросаться на обвешанного оружием мужика он при всем своем задиристом нахальстве не собирался.
— Видишь ли, пацан, — снисходительно пояснила Элия, даже не думая его удерживать, — торговая компания, у которой сбежал раб, обязана известить об этом полицию под угрозой лишения лицензии на ввоз рабов и весьма значительного штрафа. У стражи есть специальные магические устройства, позволяющие определить личную силу человека. Если она меньше стандартного лоулендского уровня и броши-пропуска гостя у тебя нет, значит, ты раб. А я и без амулета все вижу, между прочим, здесь таких умельцев много.
— Да кто вы такие, Тьма вас побери, что считаете себя вправе распоряжаться чужими судьбами?! Я шел по улице и никого не трогал… А меня схватили, скрутили, сунули кляп, напялили на шею какую-то железяку и приволокли в ваш паршивый город. Нелюди, отродья Сейт'таны! — вскипел мальчишка, сжав кулачки.
Элия улыбнулась, отчетливо чувствуя исходящие от паренька эмоции ярости, к которым примешивалась гремучая смесь любопытства и страха.
— Да кто вы такие, Тьма вас побери?! — повторил беглец уже тише, но с прежней яростной безнадежностью.
Принцесса снисходительно цокнула языком:
— Так ты еще не понял, дурачок? Мы — те, кого вы называете богами.
— Ладно тебе брехать-то, — недоверчиво пробормотал парнишка и, сотворив рукой замысловатый жест, отгоняющий зло, добавил: — К ночи-то. Зло накличешь!
— Не хочешь, не верь. — Забавляясь, Элия беспечно пожала плечами. — Вся знать Лоуленда — боги.
— А чем докажешь, что ты бог? — задиристо осведомился малец.
— Вообще-то я не бог, а богиня, — ответила принцесса, — и доказать это могу, но как бы тебе не пожалеть о том, что ты требовал доказательств.
— Не пожалею! — воскликнул паренек, начиная все сильнее подозревать, что незнакомец над ним издевается. — Показывай!
Снова жестоко рассмеявшись, принцесса мгновенно сбросила личину, щелкнув пальцами, сняла заклятие, обыкновенно приглушающее излучение истинной божественной силы. И паренек увидел юную богиню по-настоящему: волосы пронзительно прекрасной незнакомки пушистыми волнами ниспадали на плечи, властным луком изгибались пухлые губы, в лучистых серых глазах, сиявших огнем далеких звезд, таилась вечная тайна, отражающая саму суть божества и не зависящая от возраста, обтекая фигуру, мерцала серебристо-синяя аура. Сам воздух вокруг искрился от напряжения.
