— Я знаю достаточно, чтобы понимать, ты — тот человек, которого я люблю, — оборвала она, и ее слова были словно нож в сердце. — Я знаю, что ты яростно предан и стремишься защищать тех, кто тебе дорог. Знаю, что ты потрясающе талантлив и щедр. Знаю, что ты умный и веселый. Знаю, что не могу злиться на тебя, даже когда ты раздражаешь меня до чертиков. Знаю…
— Ты знаешь, что я не хорош для тебя? — его голос хрипел.
Она покачала головой.
— Нет.
— Детка, ты не понимаешь. Этот проклятый дом, эта проклятая семья разрушит тебя, как и всех остальных.
— Это неправда. Я знаю, что это не так, — настаивала она. — Потому что он не разрушил тебя. Он тебя не отравил.
Боже, эти слова разорвали его грудь, он так хотел верить им. Хотел, чтобы это было правдой.
Джулия остановилась в паре футов от него, возвышающегося у груды простыней и одеял.
— Ты можешь злиться на меня. Можешь сказать, чтобы я уходила, но я не сделаю этого.
Вздох комом встал в горле.
Она сжала маленькие кулачки.
— Я принимаю тебя, зная, что ты облажался. Знаю, что вся твоя семья — полная лажа, и принимаю эти разбитые куски. Я могу принять тебя настоящего. Я могу принять тебя.
Он замер. Он даже не уверен был, что дышит.
Эти слова пробились сквозь пелену злости и боли.
— Я люблю тебя, — продолжила она, не сводя с него глаз. — И поэтому не собираюсь ставить на тебе крест. Ставить крест на нас. Я буду драться за тебя. Так что привыкай к этому. Я твоя. Ты — мой.
Люциан сломался.
Он не знал, что именно из того, что она сказала, сделало это. Может быть, все вместе. Может быть, тот факт, что она вернулась и теперь стояла тут перед ним, сражаясь за них, когда никто за всю его жизнь не делал для него ничего подобного. Каковы бы ни были причины, это было не важно.
Джулия была его.
А он был ее.
Люциан метнулся вперед, преодолев дистанцию между ними. Он обхватил ее щеки, приблизив к ней свои губы.
— Боже, Джулия. Прости меня. Я люблю тебя. Мне чертовски жаль. Я не знаю, о чем я думал. Не понимаю, что творю.
— Все в порядке, — сказала она, обнимая его плечи. — Я люблю тебя, Люциан. Вот потому я здесь. Вот почему я буду здесь. Мы справимся.
— Я не заслуживаю тебя, но, черт, я тебя люблю. — Он прижал к ней свои губы, старался быть нежным, замедлить поцелуй.
Слова, которых он никогда не произносил, выливались из него. Он говорил ей, как чувствовал себя, когда она пришла в эту комнату, как он разрывался на части, думая о сестре. Говорил, как боялся уничтожить ее. Он делал все это между поцелуями, расстегивая пуговицу и молнию на джинсах, которые стащил вниз вместе с трусиками, помогая ей переступить через них. Он рассказал ей, как был убит, когда отослал ее прочь. Люциан снова и снова говорил ей, что любит ее, когда опустил на пол отцовской спальни, раздвинул ей ноги и вошел в нее так глубоко и резко, словно пытался соединить их вместе.
Джулия цеплялась за него, пока все вокруг не вышло из-под контроля.
Ногами она обхватила его бедра, одна рука зарылась в его волосы, другой держалась за его руку. Джулия вцепилась в него, яростно шепча ему в губы о любви и прощении, которое он не заслуживал, но которое он будет помнить и чтить до конца жизни.
Этим он и займется: будет чтить Джулию, лелеять ее, как свет своей жизни, которым она и была, и ничто — ни его семья, ни он — никогда больше не встанет между ними.
Это были они.
И это было навсегда.
Его рука опустилась на пол рядом с ней, когда она закричала, ее тело сотряс сильный спазм, захвативший его. Чувство облегчения прокатилось вдоль его позвоночника, и он потерял себя.
Пот усыпал его и падал каплями. Звук их любовных соприкосновений наполнил комнату. Их губы впивались друг в друга, и он чувствовал соль ее слез… их слез, потому что, мать его, он тоже, наверное, плакал.
Он, должно быть, переродился прямо там.
Люциан имел ее жестко, ее имя слетало с его губ отрывисто и грубо. Он наваливался на нее всем телом.
Он пытался сдерживаться, но не мог, и наконец понял, что все было в порядке, потому что она могла выдержать этот натиск.
Тяжело дыша, он прислонился своим потным лбом к ее лбу.
Ее тело содрогалось под ним, она дышала быстро и неглубоко. Несколько мгновений оба молчали. Они просто держали друг друга, их тела все еще были соединены, их сердца замедляли бег.
Джулия первой нарушила тишину.
— Я думаю, мы могли сломать несколько досок пола.
Он хрипло засмеялся, выйдя из нее, и встал так, чтобы переместить с нее вес своего тела.
— Я не поранил тебя?
— Нет, — прошептала она. — Но я не думаю, что скоро смогу двигаться.
— Я тоже. — Его взгляд прошелся по ней, по задранной рубашке, обнаженным ногам, блестящим бедрам. — Мисс Хьюз, — пробормотал он, поднимая взгляд к ее липу, — во что я вас превратил.
Ее щеки вспыхнули милым румянцем.
— Ты ужасен.
— Да. Это правда. — Он провел ладонью по ее щеке. — Прости. Мне никогда не следовало отсылать тебя прочь… говорить тебе те вещи. Ты должна быть тут. Ты всегда принадлежала мне.
— Перестань. Я знаю. Все в порядке. — Она сжала его подбородок руками. — Не за что извиняться. С тобой все будет в порядке…
— С нами все будет в порядке. — Он снова уткнулся своим лбом в ее лоб.
Им нужно было подняться с пола и уйти куда-нибудь, где не было столько плохих воспоминаний. Идея пришла к нему просто и мгновенно, и это было все, чего он хотел.
Люциан поднял голову.
— Мы переедем.
Она нахмурилась, уставившись на него.
— Что?
— Мы уедем. Мы найдем новое место… Может быть, в городе. Думаю, тебе понравится. — Он кивнул. Ничто не казалось более правильным. — Мы тут не останемся.
— Может, спросишь меня, хочу ли я переезжать к тебе, — спросила она, явно дразня его.
— Ты вернулась. Ты теперь моя. — Он запечатлел быстрый поцелуй на кончике ее носа. — Но серьезно. Я не хочу оставаться тут. Больше не хочу. Мы не будем спешить. Найдем идеальное место, но мы не останемся жить тут.
Она скользнула рукой по его груди.
— Я думаю, это блестящая идея.
Так оно и было.
— К черту этот дом.
Слабая улыбка появилась на ее губах.
— Да пошел он, этот дом.
— Да, — пробормотал он, вглядываясь в ее глаза.
Улыбка девушки стала шире.
