Правда, ящик ещё этот… Его в Садов надо доставить. Я сам в дело влез, сам вмешался, мог бы сидеть и помалкивать в тряпочку. А раз вмешался — пожалуйте бриться, то есть нести ответственность за свою активную гражданскую позицию, чтоб ей… Но если там создадут вакцину, которая спасёт от превращения каждого укушенного — оно того стоит. Оно того и через сто лет будет стоить.
А дети… дети будут нужны, чтобы не вымерло человечество окончательно. Сколько нас за этот год уцелеет? А сколько зиму переживёт? А следующий год? Совсем не уверен я, что сразу будет возможность рожать у женщин. До того, как уляжется-устаканится новое общество, нам ещё через смутное время пройти надо. Да и не уверен я, что готов с Татьяной семью заводить. Не то что о детях, мы и о свадьбе-то ещё ни разу не говорили, и она не намекала. Так, живём и трахаемся в ожидании чего-то там. Не знаю, не знаю.
Из калитки моего двора на улицу вышли Ксения с Мишкой на поводке. Кобель хоть и счёл мой двор своей территорией, но каждое утро и каждый вечер требовал прогулки по окрестностям. Я Ксении запретил под страхом расстрела с последующей трудовой повинностью уходить за поворот у нашего НП, и теперь Мишка повадился загаживать соседский пустующий двор и двор напротив. Ну и ладно, зато Ксения на глазах. И вообще, я запретил уходить поодиночке за границу НП — угол двора напротив. Только парами и группами. Тому же Сергеичу запрещать не надо ничего, мужик он опытный, сам соображает, а дамы, которые не Таня с Викой, а Аня с Ксенией, всё же поморщились. Правда, после налёта фармкоровских безопасников страсти поутихли.
В посёлке ещё появились люди, но в наш угол не совались. Видимо, слышали выстрелы, видели людей с оружием и в какой-то форме и не могли понять, что здесь происходит. Ну и не хрен понимать, сидите дома. Я честно скажу — добровольно «балластных» граждан на борт уже не приму. В крайнем случае — на одного «балластного» одного «активного штыка», и при этом хоть с минимумом своего полезного имущества. Если человек до сих пор не сообразил, как разжиться оружием ли, машиной или хотя бы едой — толку с него ноль. Мёртвый груз. Даже если он просто всё это время уверял себя, что всё образуется. Какой там, на хрен, образуется? Уже не образуется, и кто этого не видит — дебил последний. А дебилы нам без надобности, мы и сами не Спинозы.
— Телик смотрели сегодня? — спросил я Таню.
— Смотрели, — кивнула она. — С утра вообще ничего толком, один балет в записи, а потом по всем каналам пошёл прямой эфир, один и тот же. Вроде как экстренный канал. Но толком ничего не говорят.
— А что говорят?
— А что они могут говорить? «Сохраняйте спокойствие» говорят. Ещё говорят, что у них «ситуация под контролем». Осталось только выяснить, у кого под контролем и какая именно ситуация. А ещё, что «власти наводят порядок». Собираются комендантский час ввести.
— Понятно, — усмехнулся я. — А как они его введут? Войска же разбегаются, и людям тоже разбегаться надо, а если их ограничить в перемещении, то всё только хуже будет. Чем дальше разбегутся, тем больше уцелеет.
— Почему? — спросила она.
— Это эпидемия. Многолюдность работает против нас. Больше перекусают — больше обратится. Не, ума нет — считай, калека. Власть у нас калека на всю голову, без проблесков разума.
Я рассказал об импровизированных расстрелах представителей этих самых властей у международного аэропорта Шереметьево.
— Дураки. Куда летят? — удивилась Татьяна. — Отовсюду картинку показывают, что мертвяки везде. В Америке вообще военное положение вводят, президент выступал. Да и не только в Америке. Куда они собирались?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Просто подальше отсюда, скорее всего. Чтобы потом оставшимся в живых на глаза не попадаться. Любит ведь их народ. Или на острова какие-нибудь райские, где у всех домики с яхтами. Без понятия.
Из окон второго этажа моего дома послышался детский смех. Маша детей спать укладывает. Её как «мать кормящую» от любых ночных вахт освободили. Пусть ночью будет при детях безотлучно, как последний рубеж обороны. А то мелкие уже тоже насмотрелись всякого, с утра, когда их на улице, среди ментовских трупов, в машину сажали, на них лица не было. А кто лучше матери рядом их успокоит?
Во дворе, что напротив, за столом Сергеич беседовал со Шмелём. О чём — не слышно, но похоже, просто анекдоты травили. Аня с Алиной Александровной о чём-то говорили у бани. Идиллия, в общем. Тишина мёртвая, только деревья на слабом ветру шумят. Поди догадайся, что конец света кругом.
— Ладно, любимая… Пошли обход территории сделаем — и под одеяло. Дети детьми, это как получится, но сам процесс…
Александр Бурко
22 марта, четверг, вечер
До Центра вчера долетели меньше чем за час, хотя лётчик вёл машину в максимально экономичном режиме. Так распорядился Марат на будущее — экономить всё, если ты не в бою. Полёт Бурко запомнился, в своей жизни он ни разу не летал на вертолёте. Первый класс в самолёте рейсовом или сверхкомфортабельный салон собственного «Гольфстрима» — совсем другое. Хорошо, что перед вылетом Марат заставил его тепло одеться, иначе он заледенел бы до того момента, как машина приземлилась. Одетый в тёплую парку с капюшоном и вязаную шапку, он с любопытством смотрел вниз через открытую дверь на разворачивающуюся картину бедствия.
Центр города был уже заполнен мертвяками. Их было много и легко было отличить от нормальных людей. По основным магистралям к окраинам тянулись пока ещё редкие потоки машин. В некоторых местах города что-то горело. Бурко показалось, что и от здания НИИ тоже поднимается столб дыма, хоть определить направление он мог весьма приблизительно.
Были видны отдельные армейские опорные пункты и настоящие завалы мёртвых тел перед ними. Но эти опорные пункты были немногочисленными, и всё шире и шире разливавшееся мёртвое море захлестывало их со всех сторон.
Затем вертолёты пошли в сторону Твери прямо над шоссе. Сначала смотреть было интересно, затем надоело, всё выглядело слишком однообразно. Мелькнули справа огромные зеркала водохранилищ, что на реке Шоше, затем показалась широкая блестящая лента Волги. Вертолёты перемахнули Тверь, прошли дальше и приземлились на территории большого новопостроенного комплекса, что раскинулся на берегу реки. Перед посадкой пилот сделал два круга над Центром, явно специально для Бурко, чтобы дать хозяину оценить то, что он совершил. Два длинных серых корпуса фармацевтической фабрики образовывали гигантскую букву «Г», перекрывая все подступы к территории Центра с севера и северо-востока. С запада естественным рубежом служила Волга и мощная бетонная стена, тянувшаяся над крутым берегом.
Когда проектировались фабричные корпуса, сам Бурко потребовал их внешние, обращенные за периметр стены, выстроить из толстого и прочного бетона. Окна, невысокие и больше похожие на бойницы, тянулись только по третьему этажу, а на крыше сооружали крытые укреплённые гнезда, где расставлялись пулемёты КПВ на трёхногих станках. Сектор обстрела для них открывался с тех позиций почти что бесконечный. На верхнем этаже фабричных корпусов, прямо за окнами-бойницами, устанавливали стомиллиметровые противотанковые пушки «Рапира», устаревшие, но очень надёжные, которые могли уничтожить всё, что попадёт в зону полёта их скоростных снарядов.
