— Не поверишь — иранская сборка, — ответил он. — Один человечек к нам через Армению и Грузию затащил. Специально для рейдов. Загнали к нам, мы почти всё сделали. Только багажник наверх не встает, пластик не держит. А хозяин возьми да и улети вчера в Ереван, я его только по телефону застал. Я подумал-подумал, да и прихватил себе. Ему уже не надо. А всё лучше «Нивы», если куда в глушь и грязь.
— А под капотом что? — поинтересовался я.
— То, что надо — четыре и два литра, со слабым наддувом, — гордо сказал Шмель, хлопнув толстой ладонью по спортивному рулю. — Если турбина и накроется, то ничего страшного. Вечный двигун, миллион без капиталки ходит.
Ну, это я и без него знаю. Машина мне, кстати, напоминала самого Мишку. Мишка очень коренаст, хоть и невысок, изрядно мордат, с маленькими глазками, расположившимися близко к носу. Первый разряд по самбо у него, между прочим. И силён он немало. И машина точно такая же.
— Всё, по машинам! — скомандовал я, увидев, как Степаныч уселся за руль. — А то доболтаемся.
И уже через минуту мы выехали со двора, чуть не сбив бредущего по тротуару мертвяка, с ног до головы залитого ещё не запёкшейся кровью.
Александр Бурко
21 марта, среда, утро
Утром этого дня Бурко проснулся рано. Не спалось. Вылез из-под одеяла, потянулся, огляделся. Без жены спальня выглядела пустой и неуютной, это всё же было её место. Все комнаты в их доме делились на «её комнаты», «его комнаты» и «детские комнаты». В каждой из таких комнат влияние кого-то из семьи было сильнее, чем остальных. И теперь, когда в спальне Людмилы не было, Бурко стало немного грустно.
Жену он любил. Любил искренне, нежно, никогда ей не изменял и даже не помышлял об этом. Она платила ему такой же искренней привязанностью, которая делала его жизнь осмысленной лишь тогда, когда он проводил время с ней. Она даже во всех деловых поездках его сопровождала, и сейчас, оставшись без неё, он чувствовал, словно он здесь не весь.
Уже одевшись, сегодня в нечто военно-полевое: берцы, военные брюки «хаки» и свитер с тканевыми вставками, с кобурой на поясе, — причёсанный, умытый, слегка благоухающий одеколоном, он спустился на первый этаж, который был отведён под спальни для бойцов, караулку и штаб. Там всё показывало, что служба идёт, всё под контролем, ничего не упущено. Марат тоже был здесь, смотрел в какой-то монитор со своим помощником. Они о чём-то негромко переговаривались.
К Бурко подошла горничная, Раиса, работавшая у них уже шестой год, которая осталась с Бурко для того, чтобы заботиться о его бытовых проблемах. Как всегда, желания она предугадывала, поэтому просто подала ему маленький поднос, на котором стояли две чашки ароматного кофе, настоящий ямайский «Блю Маунтин».
— Спасибо, Раечка, — поблагодарил Бурко, принимая от неё подносик и в очередной раз поражаясь её догадливости. Как она сообразила, что пить кофе он будет с Маратом?
— Не за что.
Раиса удалилась, а Марат Салеев подошёл к Бурко.
— Как у нас дела? — спросил Александр.
— Всё по графику, — доложил «министр обороны». — Колонна прибыла, люди определены на жительство. Автобусы сегодня поменяют на военное снаряжение у местных вояк. Там много кадрированных частей. Зачем им автобусы — понятия не имею, но нам они точно не нужны.
— Почему? — удивился Бурко.
— Потому что они городские, — объяснил Салеев. — А через пару-тройку лет асфальт на дорогах развалится, и ездить на них станет некуда. У нас же самый отвратный климат для дорог, поэтому вечно ямы.
— Почему? — заинтересовался Бурко, потягивая кофе.
— Потому что у нас за зиму от ста до двухсот циклов замерзания.
— В смысле? — не понял тот.
— Простом. Есть, например, маленькая трещинка в асфальте. — Салеев прочертил воображаемую кривую пальцем у себя на ладони. — Если эта дорога находится в месте со стабильным климатом, причём необязательно жарким, можно и с равномерно холодным, то ничего страшного не происходит. У нас же зимой, особенно при нынешнем климате, может несколько раз в сутки всё замерзнуть и оттаять. Вода попадает в трещинку, замерзает, расширяется, тает, замерзает снова, ещё расширяется. Одна-две зимы, и самая качественная дорога приходит в полную негодность. А учитывая, что в средней полосе в большинстве мест ещё и грунтовые воды близко, то вообще.
— Понял, — кивнул Бурко. — Будем на КамАЗах ездить. Что-то ещё?
— Омоновцы уже здесь, они в ночь рванули. Мы их отсыпаться уложили. К эвакуации всё готово. Пасечник связывался, но пока порадовать ничем не может. Все стандартные методы поиска людей при нынешних обстоятельствах не работают.
— Я понимаю, — кивнул Бурко.
С Маратом он развивать эту тему не стал, не его епархия и не его вина, но Пасечнику скажет больше. Контейнеры с «материалом» тому найти всё же придётся. Бурко не был уверен, что все понимают то, что вскоре служебные взыскания могут измениться от обычных увольнений к обычным расстрелам. А надо бы понимать, времена меняются от цивилизованных к диким. И власть того, кто правит, становится почти что абсолютной.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, день
Осталась у нас одна задача — заправиться под пробки и заполнить шесть канистр, что имелись у нас на двоих с Лёхой. На первых трёх проверенных нами заправках солярки не было, и вообще они были на замке, на четвёртой была не только солярка, но и БТР с бойцами из ОДОН
[11]
, судя по всему, со старшим лейтенантом во главе. Они вроде как надзирали за порядком, время от времени отстреливая бредущих вдали мертвяков. Поскольку вокруг были больше пустыри и риска случайно что-то пробить и разрушить не было, то огонь вёл крупнокалиберный КПВТ
[12]
, а корректировщик огня сидел на броне и во время стрельбы морщился и зажимал уши ладонями. Бойцы же стояли возле своей машины, собравшись в кружок, и о чём-то болтали. Старлей с отсутствующим видом курил немного в сторонке.
Пока наши заливали горючку в бак и в двадцатилитровые канистры, я подошёл к старлею, спросил, что происходит вокруг. Тот пожал плечами, выбросил докуренную сигарету, ответил:
— Хрен его знает. Стоим пока здесь, пока бензин есть. Потом не знаю.
— А вообще что ожидается?
— Ты меня спрашиваешь? — слегка удивился он. — Ты звёздочки с просветами у меня на погоне считал?
— У меня впечатление, что вообще никто не командует, — честно ответил я. — Я ошибаюсь?
— Конечно. Я вот бойцами командую. Мной ротный командует. Им — комбат. А кто комбатом — тут уже сказать затрудняюсь.
— А если всерьёз? Знаешь, смех смехом, а песец кверху мехом. Дай какие-нибудь уточнения по обстановке, — урезонил я шутника неуместного.
