— Запрягай. Есть дело.
Карпец был безотказен. Спросил только:
— Случилось чего?
— Ты нужен.
— Еду.
* * *
В дверях появился майордежурный.
— Извини, Игумнов: я без стука… Можно?
Это была шутка.
Стучать полагалось только входя к начальнику и к его первому заму.
— Ничего, ничего. Валяй.
— Спасибо. Я вошел.
В руке он держал тонкостенный стакан в фирменном подстаканнике МПС, знакомом каждому пассажиру дальнего следования. Проводницы подавали в нем чай. Майор предпочитал портвейн, приправленный «боржомом».
— Я все думаю, Игумнов, чего вдруг он взъелся, Скубилин?!
Дежурный хлебнул из стакана, предварительно помешав в нем ложечкой.
— Может какая злая муха укусила?! Все тихо, служба идет нормально. Вдруг ворвался, всех облажал… Как ты считаешь?
Начальник розыска не ответил. Приход дежурного был некстати.
Майор не смутился.
— Бог с ним, со Скубилиным… Тут вот какая история…
Свое сообщение дежурный приберег на конец.
— Удивительные случай… — Он даже не рассчитывал, что ему поверят. Прямо «Тысяча и одна ночь»… Сейчас позвонил машинист дрезины. В Домодедове, на переходном мосту, была настоящая схватка. С пальбой… Он стоял на ветофоре, все видел…
Игумнов и Качан слушали молча. Не удивились.
Дежурный поначалу не обратил на это внимания.
— Как в гангстерском фильме. Сразу несколько групп. Со стрельбой, с нападением на патрулей…
Ни для Игумнова, ни для Качана его сообщение не стало сенсацией. Дежурный не подал вида, договорил:
— …И вдруг некто… Выскочил из патрульной машины. Вырубил мента, который его охранял… И бегом к платформе…Водитель дрезины отправлялся, дал гудок. Хотел отогнать. Куда там! — Дежурный достал леденец. отправил в рот. — Интересно?
— Очень… — Игумнов блеснул фиксами. — Что там дальше?
— Патрульные его не догнали. Парень на полном ходу вскочил в дрезину… Такая стрельба началась. — Майор скомкал конец рассказа. Он рассчитывал на большее. — На всякий случай я проинформировал Домодедово… — Он помолчал. — Ты ведь в курсе?..
— Да.
— Я так и понял.
Дежурный привычно анализировал.
— Что-то случилось. Правда, Игумнов? Сначала генерал. Теперь приехал из дома Цуканов, взял машину. Вы с Качаном тоже кудато собираетесь. Вы оба едете?
— Оба. И с нами Карпец.
— Какието дела… — Майор хлебнул из стакана. — А дежурный обо всем узнает последним… Хочешь что-то сказать?
— Да. Вооружишь меня и Карпеца…
— Ясно. А еще? Может я тоже смогу поучаствовать?…
— Поищи экипаж этой патрульной машины… — Игумнов подал бумагу с номером.
— Это мы мигом. А когда, потвоему, я узнаю обо всем остальном?
— Ты? — Начальник розыска щелкнул зажигалкой, полюбовался пламенем. Потом загасил вовсе. — Ты узнаешь все утром перед сдачей дежурства. Я обещаю. Когда у нас край?
— В восемь. Я должен дать сводку в Управление.
— Без десяти восемь я тебя во все посвящу.
Игумнов поднялся, захлопнул сейф. Взглянул на часы: младший инспектор уже должен был находиться на месте вместе с машиной.
— Без меня может позвонить Ксения. Все запиши и поставь в известность меня или Цуканова… — Он переждал, подытожил. — А до этого ты ничего не слышал, не знаешь…Большие знания преумножают печаль.
— Я знаю, Игумнов. Особенно на нашей службе.
* * *
Младший инспектор Карпец — вальяжный, обманчиво спокойный и добродушный — в своем «жигуле» на площади с трудом перемогал сон.
Площадь была пуста. В тусклых огнях за палатками перед музеем «Траурный поезд В.И. Ленина» свора бездомных собак облаивала припозднившегося бомжа.
По звонку Игумнова Карпец собрался в минуту.
На этот счет у него была собственная теория субординации.
«Прикажет начальник розыска — выполняй! Он — пахан! Скажет: „ты ничего не видел, не знаешь!“ В точности повторяй. Стой на своем, как велел! Потому что он знает полный расклад вокруг лучше тебя…»
Бывший ковылковский лимитчик из Мордовии, Карпец изучил эту систему досконально сам и тому же учил новичков.
«Скажет пахан: „Бери вину на себя! Говори, что ты там был! Или, наоборот, не был…“Делай, как он говорит. Может потом он же и взыщет с тебя за это — молчи! Не сомневайся, никого не выдавай. Ты не знаешь всего. Может у него не было другого выхода. Ты помог ему, потому что взял все на себя. Через месяц взыскание с тебя снимут. А потом, смотришь, уже велели написать рапорт на материальную помощь, подкинули бабок, а там уже и премию…»
Тонкости службы имели практический смысл.
«Кто, кроме пахана, замолвит за тебя слово, когда ты следующий раз снова погоришь?! Не удержишься — поддашь на дежурстве с земляком. Или, скажем, носильщик или кладовщик в камере хранения поставят тебе бутылку…»
«Идут!»
От вокзала показались Игумнов и старший опер.
Карпец сразу понял: произошло что-то серьезное.
Начальник розыска поздоровался молча. Качан буркнул неразборчиво.
— Сходи, получи оружие… — сказал Игумнов.
— Есть…
Карпец вернулся быстро. В его отсутствии, похоже, начальник розыска и старший опер так и не сказали ни слова друг другу. Обдумывали положение.
Младший инспектор сел за руль.
— Куда нам?
— Сначала в Варсонофьевский переулок…
Карпец и не слышал такого.
— Давай в Центр… — Игумнов взглянул на часы.
В случае, если руководителя менежмента «Освальд» не окажется на месте, они еще успевали в офис Охранносыскной Ассоциации. Игумнов не сомневался: в «Лайнсе» у Рэмбо наверняка есть материалы на Коржакова и его фирму.
Гнали с ветерком. На Садовом кольце особенного движения не чувствовалось. Тусклоосвещенные тротуары были пусты.
Игумнов думал о патрулях.
«Старлей и сержант, задержавшие Качана в Домодедово… Качан теперь их и через сто лет опознает… Они упустили его и оттого им сейчас неспокойно…»
Фактически Качан знал про предательство патрульных и мог сдать обоих ментовоборотней их начальству. И не только их.
Получалось, что за нигерийской преступной бригадой наблюдал с платформы телохранитель Коржакова, а, значит, — в прошлом мент или сотрудник другой спецслужбы. Он представлял серьезную опасность: видел в деле всю банду…
