– Когда же мы будем вызывать демона? – капризно поднывал Хински. – У меня уже и магические ножи заготовлены: один – с белой ручкой, другой – с черной. Купил на Амазоне. И серп, и меч – инструменты Магического искусства! Ну так когда же? – подпрыгивал и заискивал он перед Ашером. – Вы, синьор Гильяно, только за нос меня водите. Все только обещаете. От вас только и слышишь: завтра, послезавтра. А где оно, это завтра? Ведь не угонишься за ним. Каждый день – лишь сегодня, хе-хе.
Ашер только надеялся, что Хински выделит из крови лилу нужный компонент и добьется приемлемой концентрации вещества раньше, чем колдовская субстанция сведет его с ума окончательно. С каждым днем доктор все глубже погружался в мистический мрак. Скоро для него доказательством станут не научные данные, а последовательность букв, указанных духом на доске для спиритических сеансов.
Но случались у доктора и внезапные озарения. Как-то раз, хихикая, он подошел к Ашеру после ужина. Хински в белом замызганном халате, в латексных перчатках, потерявших стерильность, походил на персонажа мультфильма, его слова никто не принял бы всерьез, но для Ашера они прозвучали как сигнал тревоги:
– Позвольте, синьор Гильяно, взять у вас кровь на анализ, – и присел, как фрейлина перед высочайшей особой, приподняв полы халата двумя пальцами, словно это подол платья.
– Что ты еще выдумал? – Ашер был крайне недоволен поведением Хински.
Булькая горлом от смеха, доктор пояснил:
– Шестое чувство мне подсказывает, что вы с этим существом одной крови. Только в вас, дражайший синьор Гильяно, присутствует малюсенькая доля того, что сконцентрировано в крови этого, с позволения сказать, демона. Но и эта мелочь дает вам преимущество перед нами, простыми смертными. Позвольте капельку крови, не жадничайте. В интересах науки и всего человечества! – просил он униженно, с мольбой глядя снизу вверх на Ашера.
– Плевать я хотел на человечество, – отмахнулся от него Ашер. Своей кровью он делиться не собирался.
Или Хински бормотал, уставившись в пространство:
– Сделаю вам. Сделаю то, что вы просите. То, за что вы деньги платите. Хоть и без денег готов на вас трудиться, потому что такое… такое… ТАКОЕ!!! – внезапно вскрикивал он, распрямляясь, воображая себя великаном: – Мне и в мечтах придуматься не могло. Это счастье, счастье, счастье, – снова скатывался он на тихое бормотание, – счастье работать с таким материалом. Это чудо. Но такие чудеса случаются в конце времен. Когда птицы умолкнут и языки прекратятся… Неужели вот-вот наступит конец света? И я, Хински, приближаю страшное время? О, как почетно и как прекрасно быть всемогущим!
Хински становилось хуже день ото дня, его чудачества множились. Теперь уже на рассвете он бегал нагишом или забирался на крышу дома и кукарекал оттуда. Из еды предпочитал сырое мясо, причем предварительно выдавливал из него остатки крови в рот – и только потом тщательно пережевывал.
– Я тут провел лингвистическое исследование шумеро-аккадского языка, – набравшись вина за ужином, как-то выдал Хински. – Да! – притопнул он босой грязной пяткой. Он больше не стеснял себя носками и обувью. – Такие у меня теперь высшие интересы. К чему всякая биологическая дребедень? Научная сухотка. То ли дело язык – вечно живой и вечно могучий. Средство общения между сынами и дочерьми человеческими. Итак, что мы имеем? «ИЛУ» – с шумерского переводится как «Всевышний», не отсюда ли еврейские Элох и Элохим? «ЛУ» – сотворенный человек, а «ЛИЛУ» – демон. Как видим, основа-то у всех одинаковая. А возможности разные. Не подскажете, в чем тут загвоздка, синьор Гильяно?
– Понятия не имею.
– А мне вот кажется, что это ступени посвящения одного и того же существа. Смысл в том, чтобы тварное создание стало бессмертным покровителем всего сущего. И посылаются ему для этого испытания.
Ашер делал вид, будто он едва терпит весь тот бред, что несет доктор Хински. Хотя иногда безразличие сохранить было сложно. Слишком быстро Хински схватывал суть. Шел к истине семимильными шагами. Ашер даже жалел, что Антонио Аменти нашел ему столь толкового помощника. Его жаль было приносить в жертву. Хински определенно был болен, но болен гениальностью.
Гений – удел рода безумцев. Прорывающееся в поколениях сумасшествие – горе матерей и обуза родным, страшная кара, которая, как меч, висит над семьей, а в итоге может дать разум уникальный, чрезвычайно прозорливый. Он будет видеть даль, для него сотрутся и исчезнут границы, рухнут стены условностей, он напишет новые законы, откроет иные миры. Человечество будет благодарно ему за прорыв. И с той же неистовостью, с какой люди гнали и запирали в клетку его предков, они будут бить поклоны гению. И с той же гримасой отвращения и брезгливости будут отстраняться от его безумных потомков. Гильяно старались отслеживать подобные семьи, чтобы забирать в Дом детей раньше, чем разовьется их талант. Поэтому на долю мира выпадало столь мало гениев. Но каждый из них порождал целую эпоху.
В другое время Ашер привел бы Хински в Дом Гильяно. По прошествии многих кругов из него получился бы хороший Садовник. Или, если бы Братство все еще существовало, то и новый брат Аменти, конечно, при условии, что Хински смирит свою гордыню.
* * *
Ашер предпочитал ужинать в одиночестве, но Хински прибегал, как собака, усаживался напротив, чавкал, стонал и, часто забывая о предназначении ножа или вилки, хватал еду руками, облизывал пальцы. Лысина его лоснилась, как кусок сала. От него несло потом. Но при таком плачевном состоянии доктора, как ни странно, дело продвигалось. Хински был близок к завершению эксперимента.
– Все-то вы, синьор, знаете. Все тайны вам известны. Не хотите делиться. Жадный вы очень. Или осторожный, ха-ха. Кто вас разберет? Мозг мне иссушили. Душу истерзали. А обещанное-то когда отдадите? Когда я увижу демона, который откроет мне все тайны мироздания? Уже и гримуары средневековые до последний строчки вылизал, кумранские свитки прочел, библейские апокрифы назубок заучил. Великие и ужасные имена Бога с закрытыми глазами написать могу, любую печать хошь ангела, хошь демона начерчу. А вы все тянете беса за хвост. Обманщик вы, синьор!
Ашеру хоть и надоело нытье Хински, но он не мог ускорить процесс. Не в его силах было доставить доктору по заказу демона с пылу с жару, еще теплого, только от адского костра. Он ждал, когда лилу покинет монастырь. Действовать придется быстро, и лилу придет лишь на зов крови. Если прозевать, мальчишка может шагнуть с закрытыми глазами куда угодно. А шаг лилу иной раз равен миллионам километров. И снова Ашер потеряет его из виду.
– Сегодня. Сейчас, – сказал он Хински, едва взглянув на экран телефона, который в виде исключения в последнее время носил при себе. Теперь он может освободиться от электронного камня в кармане, который тянет его на дно, напоминает, что он всего-навсего простой смертный.
И доктор, шлепая от возбуждения губами, рысью кинулся в домик для гостей за инструментами Магического искусства.
– Позвольте помочь вам, синьор. Позвольте помочь! – выкрикивал Хински, задыхаясь от слишком быстрого для его коротконогой туши бега. – Разрешите мне начертить круг и расположить сакральные знаки. Умоляю! – И он сложил пухлые руки в молитвенном жесте, серп, зажатый между ладонями, острым краем ткнулся Хински в подбородок, выступила капля крови, но доктор не заметил досадной мелочи.
