А потом они купили красные ботиночки. На рынке. И им пришлось бежать, бросив дудку сына, отстреливаясь от хлынувей за ними волны цветных лиц. Бойня извратила в людях все, до чего смогла дотянуться. Моррис и его родные успели добежать до дома Оливера. И выжили.
Моррис не высовывал носа за ограду не меньше недели. Мэри-Энн вышла раньше. К концу недели, придя с рынка, она заявила о том, что лоа должны сопутствовать ей и семье. Ее семье. И Моррис должен ее понять.
Выйти из Колонии можно было только предъявив крысиный или птичий череп на особым образом завязанном шнурке. Сколько людей – столько черепков у проводника. Неожиданно подорожавшую еду продавали только цветным с трехцветными ожерельями на шее. У Мэри-Энн ожерелье появилось очень скоро.
Про хунгана, жившего через два квартала, Моррис узнал позже всех. На церемонию, посвященную Барону, он пробрался ночью. Сидел на чердаке двухэтажной развалюхи и смотрел вниз.
На полыхающее ровным алым и синим пламя в высоких разлапистых светильниках. На волнующуюся, исходящую страхом, надеждой, верой и чем-то еще толпу «баклажанов». На кровь, густо падающую на рассыпанный ямс, ячмень, кукурузу, бобы и хлопок. На обезглавленное тело дурачка Томми, круглыми днями пускавшего сопли посреди ярмарочной площади. На блестевшую потом глубокую ложбинку, делящую пополам сильную, дергающую мускулами спину. На свою кофейную жену, отдававшуюся большому ниггеру, увешанному бусами и костями. Да, лоа теперь точно сопутствовали их семье. Он убежал, тихо и скрытно, лишь дождавшись такой знакомой дрожи такой любимой спины такой любимой женщины, дико рвущейся к ослепительному наслаждению.
Хунгана Моррис и нашел, и убил легко. Снял его выстрелом из «кольта» с глушителем и ушел домой. Начал паковать вещи. Когда пришла Мэри-Энн и странно посмотрела на него, рассказал все. Она снова ушла.
А потом Моррис поссорился с Оливером. Поссорился из-за их общего упрямства. Моррис хотел убраться в Порт. Оливер не хотел отпускать племянницу и мальчика, считая его своим внуком. Потом Дюморье узнал про хунгана. Оливер ударил Морриса, Моррис ответил. Разница заключалась в молотке, зажатом в кулаке Морриса. Череп проломился легко. Несколько минут спустя за сарай, за которым они ссорились, выбежала Мэри-Энн. Ее он тоже убил одним ударом, заметив руку, опустившуюся в сумку, висящую на боку. Потом Моррис бежал. Не глядя на шнурок с тремя крысиными черепами, выпавший из сумки на землю.
Через сутки сумасшедшего бега, ведущего его вовсе не на восток, а, наоборот, на запад, его зажали. Как в детстве, большие крепкие черные парни загнали одинокого «снеговика» в угол. Моррис, давно посчитавший патроны в обойме, шансов себе не давал. Безумно желал лишь одного – не сбиться со счета.
Преследовали его около двух десятков самых упорных. Моррису прострелили ногу, зацепили ухо и плечо. Он лежал за шершавыми серыми камнями, прижавшись к голому холму. Когда из-за поворота донесся высокий рокот, сменившийся грохотом, Моррис уже падал в темноту забытья.
…– Что он там? – Голос доносился сверху, гулко отдавался металлическим эхом.
– Приходит в себя. – Морриса небрежно толкнули носком обуви. – Эй, как тебя зовут?
Моррис сел, огляделся. Где он, стало ясно сразу. В броневике. С кем? Тоже не загадка. Кто носит длинные кожаные куртки или плащи, таскает с собой кислородные баллоны с дыхательными масками и живет на Западе? Верно, отмороженные ортодоксальные христиане. Плохо это?
Нет, Моррис так не считал. Он не имел ничего против христианства или кислородных баллонов. А еще больше ему импонировало, что на Западе цветные были цветными. И точка. И никак не равнялись белым.
– Моррис, – прохрипел он, глядя на крепкого усача в стетсоне.
– Стрелять умеешь, как понимаю? – прогудел тот.
– Да.
– Добро пожаловать в Седьмой рейнджерский, сынок, – обрадовал собеседник и повесил стетсон на пламегаситель винтовки, держащейся в креплении на борту. – А меня можешь звать Шепардом. Сержантом Шепардом.
Pt. 5: Sad But True
Лишь праведным суждено попасть к Богу.
Остальных ждет лишь боль.
«Новый Тестамент», ст. «Искушение». Преподобный Джосайа из Тако
Моррис сел на лежанке и потянулся. С заметным удовольствием хрустнул давно выбитым плечом, позевывая. Хавьер покосился на него красными уставшими глазами, пробурчал что-то под нос, но сплевывать не стал.
– Наконец-то выспался… – Моррис, в свою очередь, покосился на мексиканца, ухмыльнувшись фирменной усмешкой. – Ты как, ombre?
– А! Hijo da puta! – Хавьер взорвался так, как мог взорваться только он: сразу, громко, явно опасно. – Veta chingado!
– Amigo, угомонись… – примирительно заговорил Моррис и протянул мексиканцу сигару. – Не обижайся. Тем более что мне иметь против шлюхина сына, если даже не помню своей матери? И отъеб… отстану, ombre. Простите за ругательства, святой отец.
Марк отмахнулся и выбрался из броневика. Дуайт, наблюдавший за панорамой Вегаса через башенную оптику, наружу не торопился. Но размяться все же стоило.
Нагревшаяся за день спина «Кугуара» еле уловимо звенела. Дуайт спрыгнул вниз, порадовавшись, что надел сапоги. Ботинки утонули бы в дорожной пыли по самую шнуровку. Холодало, ветер гнал не только песок, но и острые замерзшие капли. И это сразу за прячущимся нещадным солнцем… После начала Бойни здесь, в Мохаве, никто такому не удивлялся. Если Господь разгневан на свое стадо, стоит ли ожидать от него добра?
Двое суток пути подходили к концу. Снаружи холодало все сильнее.
Мойра запахнулась в пальто, подняла воротник. Марк набросил капюшон плаща, разом покрывшийся тонкой поблескивающей коркой.
– Чертова погода! – Моррис выскользнул наружу, зевнул. – Господь всемогущий, город мечты…
Марк покосился на него, но ничего не сказал. Вместо него сказала Мойра, ставшая совершенно другой. Вместо разбитной девахи Дуайт видел собранную и внимательную девушку.
– Лед пройдет над городом до ночи, так что не стоит лишний раз поминать ни Бога, ни дьявола.
– Какие мы умные… – Моррис сплюнул, закуривая.
– Сержант! – Командор двинулся к краю огромной песчаной дюны, баюкающей на своей спине броневик.
Дуайт пошел за ним, шурша смерзающимся на глазах песком. Они встали, глядя на место, носившее название некогда великого, пусть и странного, города. Остальные забрались в броневик, прячась от налетевшей непогоды.
– Я знал про Изабель, сержант. – Марк запустил руку в подсумок, доставая сокровище. Сокровище работало на безумно дорогих аккумуляторах, в нескольких диапазонах излучений, и могло приближать необходимое глазу крайне хорошо. «Вестингауз», старинный бинокль со встроенным дальномером, в титановом корпусе и с мягким резиновым покрытием. – Прости, не стал предупреждать заранее.
