– Завтра после ленча, – ответил командор, пристукнув ладонью, – с утра мне надо кое-что сделать.
– Дорога длинная, на ночь придется вставать в пустыне? Хотя… – Изабель тронула вытянутую серьгу из серебра. – Два экипажа, вооружения достаточно…
– Мы пойдем на машине Оаху, – командор улыбнулся, – и это именно так. Не стоит переживать за ночь, экспедиция находится под сенью силы нашей Церкви. Ваша машина выдвинется по координатам, которые я вам передам. Они будут страховать именно вас, мисс Сааведра.
– Так не пойдет… – Изабель упрямо выставила острый подбородок. – Такого договора не было.
– Никакого не было, мисс Сааведра. – Марк улыбнулся. Очень мягко, очень добро. – Не стоит спорить, вы не в том положении.
– Священник и шантаж, надо же, – улыбнулась Изабель. Красиво, как и всегда, с еле заметной грустью. – Не удивлена.
– Нечему удивляться, мисс Сааведра, у русских есть пословица, как ее… А, да. С волками жить – по-волчьи выть.
– Хорошо. Тогда, джентльмены, я вас более не задерживаю. – Изабель встала. – Прибуду к вашему отелю к ланчу.
Внизу все уже полностью успокоилось. О драке напоминала только совсем молодая метиска, азартно трущая паркет. Гибсона и компанию Дуайт не заметил.
– Советую всем нам хорошенько выспаться. – Марк зевнул. – Путь не особо длинный, но надо быть внимательнее, чем обычно.
– Добрый совет, – кивнул Моррис, покрутил головой и направился к стойке, прятавшейся в конце зала, – а для еще более доброго сна нужно принять снотворного.
– Проследишь за ним? – Марк обернулся к Дуайту.
Ответить тот не успел. Мойра, жевавшая зубочистку, хмыкнула:
– Этим займусь я. Милашке Дуайту есть чем заняться.
Она ткнула пальцем за его спину. Командор поморщился и пошел к выходу. Дуайт не оборачивался. Незачем было. Ее запах он всегда узнавал. Везде и всегда.
– Нам надо поговорить. – Когда ее пальцы легли на его плечо, Дуайт вздрогнул. – Прямо сейчас.
Он кивнул, соглашаясь. Разговора с ней пришлось ждать долго. Целый год.
В «Беллатриксе» оставаться не стоило, и дорогу до ее дома Дуайт помнил прекрасно. Изабель молчала, только шелестел шелк легкого пальто, накинутого поверх платья. Ехать она также не захотела. Так и шли. Красивая и опасная женщина, твердо вбивавшая каблуки в брусчатку, и не менее опасный и куда менее красивый мужчина, чуть отстающий.
Что он знал про нее? Про женщину, с которой хотел быть всегда? Крайне мало. И очень много.
Изабель де Сааведра, последняя из старой аристократической семьи, жившей в Нью-Мексико столетиями. Семьи, несколько раз чуть не погибшей. В войну Севера и Юга, в войну с мексиканцами, в войну с племенами чиутэ. Ее дети, присягавшие звездно-полосатому флагу, равно как и флагу конфедератов, гибли на других войнах. Но семья выжила даже в Великую войну, отдав в горнило бойни на старом континенте пятерых сыновей. А вот пережить Бойню не сумела.
Совсем молодой Изабель подобрали маркитанты из Третьего рейнджерского, гнавшего остатки армии Конфедерации к Мексиканскому заливу. В Третьем она и выросла, дослужившись до уорент-офицера. Когда парни из Третьего попали под вал созданий Козлоногого у Остина, Изабель оказалась одной из двадцати выживших. Третий рейнджерский восстановить уже не смогли.
Гибсон и Уиллис пришли с ней в Вегас через полгода после того. Два капрала, своими руками похоронившие юнцов, набранных в руинах Калифорнии. Два капрала, хранившие метки от детей Козлоногого и еле вырвавшиеся из их лап. Каждый из двоих помнил, что жизнью он обязан уорент-офицеру Сааведра, лишившейся в тот день кожи от левого плеча до лопатки. Ее смогли восстановить коновалы из передвижного госпиталя спустя неделю. Среди смуглого бархата возник островок растекшегося расплавившегося сыра.
Зои присоединилась к ним позже.
Четверка ходила от Вегаса до Фриско и обратно. Забиралась до Орегона и пропустила, как сквозь сито, Аризону и Неваду. Гибсон, нюхом чуявший все секретное и дорогое, вел группу за собой. Изабель находила старые карты и координаты, покупателей и необходимых поставщиков. Их даже пытались несколько раз приструнить местные воротилы. Пытались заставить работать на себя. После пяти подобных встреч и добрых двух десятков отморозков, умерщвленных различными способами, от них отстали. Слава о неудержимой четверке черноглазой Изабель перевесила всю имеющуюся жадность. Страх и здравый смысл победили.
Тогда они и встретились. Дуайт и Изабель. Встретились на горе самим себе.
Дверь в ее доме открывалась, как и раньше: по отпечатку пальца хозяйки. Кому другому, по незнанию или злому умыслу решившему взломать сталь в дюйм толщиной, причиталось угощение: встроенный огнемет. И прочие милые подарки. Однажды в программу Анны-Марии, электронной домоправительницы, были введены папиллярные линии Дуайта. Но это было давно.
Изабель сидела в кресле. Крутила в руках локон, прячась в тени. Правой стороны ее лица Дуайт еще не видел.
Новый диван был удобным. Короткий, на вычурно выгнутых ножках, обитый светлой тканью с еле заметным цветочным рисунком. Молчание затягивалось.
– Не клеится разговор… – Изабель усмехнулась. – Налей вина, сержант. Приказываю, как лейтенант.
Она могла бы и не приказывать. Вино оказалось там, где и всегда: за дверцей резного невысокого шкафчика в колониальном стиле.
– У тебя прибавилось тату. – Она оказалась рядом совершенно незаметно, тепло вздохнула ему в шею. – Скоро лица не будет видно.
– Это не страшно.
Дуайт налил вина. Красное калифорнийское с ярким запахом можжевеловых ягод мягко текло по краям стеклянного бокала на тонкой ножке. Изабель очень любила пить вино именно так, глядя сквозь него на свет, изредка болтая его, придерживая за эту самую чертову ножку.
– Это не страшно, – повторил он, – мое лицо все равно останется моим. Прости меня, Изабель.
– Прощаю, – сказала она легко и свободно. – Только не думай, что мое прощение такое легкое. Я виновата и сама, но все же мне простительно.
– Ты девочка, тебе простительно.
– Дуайт, Дуайт… – протянула она и села назад в кресло. – Показать, во что превратился мой глаз?
Он сглотнул, поворачиваясь. Свет она прибавила, ненамного, но его хватило.
Ажурное переплетение титановых нитей, тесно обнимавших своих серебряных сестер, мерцало тусклым блеском. От виска и до крыла носа, сужаясь к уху. Черный выпуклый оникс окуляра смотрел мертво и пристально. Следы от шрамов и шрамчиков на смуглой коже, побелевшей по краям, прижатые к протезу, темнели.
Изабель, замершая с выпрямленной спиной, смотрела на него оставшимся карим бриллиантом, чуть слышно дыша. Дуайт переступил на месте ослабевшими ногами, опустился на колени и уткнулся лицом в бархат платья. И гулко, глотая воздух, всхлипнул. Пальцы Изабель, сильные и тонкие, опустились на его затылок, вцепились, заметно подрагивая.
