Тралы бронеходов, прибывшие вслед за боевыми машинами, расположились в тылу, за речкой, под сенью деревьев, чтобы не оказаться добычей авиации. Сами механики чин чином вооружились карабинами и заняли место на передовой. Причем добровольно. Так что не трусы. Но вот эту затею явно не одобряли. Да только поступить иначе Клим не мог. Потому и ползет сейчас в ночи.
Пусть опыта в подобных делах у него и не было, тем не менее Кондратьев довольно споро преодолел расстояние до бронехода. Вымотался, не без того, но все же осилил эти две сотни метров. Он потому и выбрал именно этот участок, что отсюда было ближе всего. Впрочем, все одно не раз и не два его подмывало встать и сделать хотя бы короткую пробежку. Всего-то от одного куста к другому. Но…
Упрямство упрямством, но страх никуда не делся. Он никогда не отличался ни храбростью, ни удалью. И вторая война в его жизни в этом плане ничего не изменила. Сторонние наблюдатели полагали, что Кондратьев человек смелый и решительный. И никто не знал, что эти качества достигаются только тем, что ему каждый раз приходится переступать через тот ужас, что всякий раз охватывает его.
Признаться, когда думаешь не о себе, а о другом, то и со страхом бороться легче. Тут уж начинают превалировать чувства ответственности, долга и сострадания. Но одно дело, когда ты видишь страдающего раненого, знаешь, что должен делать и остается только превозмочь себя и начать действовать. И совсем другое, когда у тебя есть лишь едва теплящаяся надежда на то, что она жива.
Вообще-то он бы и раньше отправился к бронеходу. Пусть даже и в опустившихся сумерках, едва закончился бой. Однако его удерживал все тот же страх. Ну и тот факт, что машина Алины с виду не особо пострадала, а две ее сослуживицы сумели выйти к своим.
Вернее, одну из них вынесли пехотинцы. Ее доставили в медпункт примерно за полчаса до выхода Клима. Наталья, та самая блондинка, что приезжала с Алиной в госпиталь. Он лично оказывал ей помощь. Девушка была в сознании, но пояснить что-либо о судьбе Алины не смогла.
Другая – командир взвода Дробышевой. У Деевой оказался выведенным из строя котел, поэтому сама капитан не пострадала. К своим выходила кружным путем, направившись к выставленным в засаде орудиям. К ее приходу пушки уже были разбиты, из личного состава оставалась едва ли треть. Но дальше пробивались уже группой.
Словом, был шанс, что Алина могла выбраться самостоятельно. Уж чего-чего, а присутствия духа ей не занимать. Однако, едва управившись с ранами Натальи, Клим уверился, что Дробышева уже не выйдет. Ну и всех раненых в пределах досягаемости он уже обиходил. А потому собрался с духом и пополз к переднему краю…
Бронеход не сидел, а как бы привалился на левый бок на скате большой воронки. Больше трех метров в диаметре и метра полтора в глубину. С виду он не имел повреждений. Такое впечатление, что его тут специально поставили на своеобразную такую стоянку.
Однако техническое состояние машины Клима не интересовало. Разве только со стороны значимости повреждений боевой рубки. А вот их-то он как раз и не наблюдал. Более того, люк на правом боку машины был вроде как приоткрыт.
Кондратьев вооружился своим химическим фонарем и поднялся по скобам. Открыл люк, сунул вовнутрь руку с фонарем и только потом поднял глухую шторку на стекле отражателя.
Света люминофорный фонарик дает немного. Но его преимущества и не в яркости, а в постоянной готовности к работе. Заправляешь емкость светящимся составом, и все, несколько часов отработает как надо. Даже читать можно, если только расположить фонарь поближе к тексту. С ацетиленовым фонарем все несколько сложней. Тут нужно подать на карбид воду, дождаться, пока не пойдет из горелки газ, поджечь его. Причем на старых моделях спичками, в новых под это дело предусмотрено колесико с кремнем.
Помимо фонарика Клима, рубка еще и освещалась все той же химической подсветкой приборной панели. Судя по всему, машина была покинута Алиной самостоятельно. Никаких следов разрушения или крови он не обнаружил. Обратил внимание на пустую полку с подсумками и отсутствие в держателях автомата. Получается, она самостоятельно покинула бронеход. И, похоже, обошлось без ранений. Или…
От этой мысли его обдало холодом, а по телу пробежала нервная дрожь. Если немцы вдруг прознали, что этими «Витязями» управляли девушки, то солдаты непременно постараются добраться до них. Это как мания какая-то. Бронеходчицы действовали на армейцев, как красная тряпка на быка. И в свете этого она могла покинуть рубку не сама, а ее отсюда попросту выволокли.
При этой мысли Клим не на шутку разволновался. Даже дыхание участилось, а с губ едва не сорвался беспомощный стон. Вернее, он чуть не заскулил, как тот пулеметчик в окопе. Как потерявшийся и испуганный щенок. Он даже непроизвольно всхлипнул, по щекам покатились слезы, а его самого охватило чувство полной беспомощности.
Часто моргая, чтобы избавиться от влаги, он начал поспешно осматриваться вокруг, в попытках найти признаки волочения тела или следы борьбы. Так как он сейчас был над кромкой воронки, то сумел различить в паре метров от нее тела двух немецких солдат.
Н-да. Вообще-то, это ни о чем не говорит. Здесь был бой. И за бронетягами противника двигалась пехота. Так что эти могли быть как раз из их числа. Облазив дно и скаты воронки, он не обнаружил никаких подозрительных следов. Впрочем, следопыт из него был откровенно плохой. Может, он что-то и пропустил.
А вот на слух он никогда не жаловался. Только что он различил легкое позвякивание металла. Затем – вроде как легкий шепот. Страх вновь захлестнул его полноводной волной. Нижняя губа затряслась, послышался легкий стук зубов. Ему было страшно даже в окружении своих, здесь же, когда он совершенно один, на ничейной земле, это был едва ли не ужас.
Стараясь не шуметь, Клим поспешил спрятаться за массивной стальной опорой бронехода. Рука потянула из кобуры пистолет. До боли сжав челюсти, он аккуратно отжал предохранитель. У него получилось сделать это практически бесшумно. И все же сам он уловил легкий щелчок постановки курка на боевой взвод, отчего по телу пробежала испуганная дрожь, а взгляд прикипел к краю воронки. Патрон уже в патроннике. Дань войне. Оружие должно быть готово к немедленному применению. И плевать, штабной ты или гниешь в окопах. Это поветрие коснулось всех.
После памятной дуэли Клим стал относиться к оружию куда как серьезней. В частности, изыскивал время и хотя бы пару часов в месяц посвящал стрельбе из дуэльных пистолетов. Пойдя добровольцем еще там, в Монголии, он худо-бедно научился владеть ТТ. Здесь так же попрактиковался со штатным ЧеЗет-27. Заправским стрелком, конечно, не стал, но по меньшей мере по мишени попадал.
Двое. Они скатились в воронку и замерли, всматриваясь в застывший бронеход. Немцы. Никаких сомнений. Конечно, сейчас ночь. Но как уже говорилось, не непроглядная. А потому Кондратьев сумел рассмотреть вражескую амуницию. Их двое, он один. Расклад изначально не в его пользу. Да что там, он был бы против него, даже окажись тут один ганс. Просто потому, что Кондратьев хирург, а не солдат.
