Темный эльф с силой растер виски, действительно ощущая, как уходят в небытие странные мысли и противоестественные желания. Кажется, ему не солгали: если не видеть этих странных глаз, жить становится легче. А ненависть… Да, Белик прав: Линнувиэль больше никогда не сможет его возненавидеть.
— Прости, — неожиданно смягчилась Гончая. — Это сильнее меня. Я почти не контролирую это, а единственное, чем могу тебе помочь, — просто не приближаться. Но ты ведь не захочешь этого, верно?
Линнувиэль обреченно прикрыл глаза.
— Как такое стало возможно? — хрипло спросил он, страшась поднять взгляд и снова увидеть манящие голубые озера, в которых так хотелось утонуть.
— Это ты у Таррэна спроси. Я не слишком разбираюсь в ваших магических извращениях.
— Почему в наших? — непонимающе уточнил голову эльф. — Это же чистая сила, преобразованная в один-единственный узконаправленный луч. Правда, невероятно мощный. Мгновенный удар по разуму, причем такой силы, что его способен нанести только очень опытный маг. Владыка, например. Или Таррэн. А ты — человек…
— Нет.
— Что «нет»? — не понял Линнувиэль.
— Я не человек, — безразлично пояснила Гончая. — Причем уже давно. Но и не полукровка. По крайней мере, не в том смысле, который вы вкладываете в это понятие. Да не ломай голову, просто поверь на слово, потому что на данном этапе я не собираюсь тебе ничего объяснять. Всего лишь хочу предостеречь от глупостей, чтобы Таррэну не пришлось потом прибегать к «Пологу забвения» или, чего доброго, отрывать тебя от меня с мясом. Скорее всего, для тебя это закончится плачевно, а для меня — еще одним трупом. Я этого пока не хочу. Что же касается магии, то тут ты абсолютно прав: мои способности — это работа мага. Очень сильного. Одного из самых могущественных среди твоего народа, хотя и не совсем вменяемого, иначе он не заставил бы вас сходить с ума от моего присутствия.
— Я не понимаю.
— А этого и не нужно. Раз уж так случилось, а ты отказался об этом забыть, хотя тебя очень просили, значит, терпи теперь и помалкивай о том, что увидел. Не то я пожалею о своем решении.
Линнувиэль непонимающе поднял голову.
— Каком?
— Что сохранил тебе шкуру, — жестко ответила Белка.
— Ты же не любишь темных, — некстати напомнил Линнувиэль, искоса поглядывая на ее посуровевшее лицо.
— Ты прав.
— Тогда стоило ли? — невесело хмыкнул эльф. — И вообще, с чего ты взял, что мне хотелось вернуться?
— С того, что ты откликнулся на зов. А значит, есть еще в этом мире незавершенные дела, которые ты хотел бы закончить. И значит, у меня был шанс.
Хранитель тяжело вздохнул.
— Это Таррэн тебя попросил, да?
— Он-то как раз не хотел рисковать, — покачала головой Белка. — Ни мной, ни тобой. И если бы ты знал истинную причину, то, скорее всего, согласился бы с ним. Да только я, как видишь, никого из вас не послушал.
Она неожиданно наклонилась и, подобрав с земли несколько камушков, ненадолго замолчала. А когда ушастый маг вознамерился нарушить гнетущую тишину, все-таки заговорила снова. Медленно, неохотно роняя слова в тишину сумрачного леса, будто не была до конца уверена в том, что поступает правильно.
— Когда-то мне довелось столкнуться с одним из ваших. Из темных, я имею в виду. Совершенно случайно, в таком же красивом месте, рядом с почти такой же речушкой. В то время у меня еще была сестра… — Гончая печально прикрыла веки. — Тогда было так же темно, как сейчас. Ночь, как назло, казалась тихой и мирной, а нам было слишком весело, чтобы пугаться неизвестности. Тогда я не знал, насколько мало перворожденные ценят человеческие жизни. Не знал, что они редко утруждают себя моральными терзаниями в отношении людей и еще реже считаются с чужой болью, если она способна принести им хоть малейшую пользу. Тогда я еще умел ошибаться, Линнувиэль. Но та встреча была последней ошибкой, которую я совершил, будучи человеком. Да, она была очень недолгой — всего двое суток, которых в обычной жизни мы бы даже не заметили. Но для меня они растянулись на целую вечность и в конечном итоге стоили жизни нам обоим. По крайней мере, долгое время мне казалось именно так.
— Твоя сестра…
— Из нас троих эти сутки пережил только я, — сухо кивнула Белка. — Уцелел еще Литур, но сейчас речь не о нем, его в тот момент там не было. Больше в живых никого не осталось, и это — одна из причин, по которой я очень не люблю ваше племя и по которой все до единого Стражи из вашей заставы до сих пор обходят меня стороной.
Линнувиэль нервно дернул щекой, старательно отгоняя мысль, что часть без вести пропавших сородичей, которых и так насчитывалось в пределах немало, возможно, бесследно исчезли в недрах Проклятого леса не только по вине его коренных обитателей. Но представить себе, чтобы перворожденные, да еще Стражи, о которых ходило столько легенд, вдруг оказались настолько плохи, что смогли уступить этому дерзкому сорванцу… Неужто правда?!
Он судорожно вздохнул и сделал единственный правильный вывод:
— Значит, ты действительно Гончая?!
Белка ошарашенно замерла. Затем кашлянула, не совсем поняв причину вопроса, но потом рассмотрела красноречивое лицо эльфа, которое вдруг пошло красными пятнами, и громко расхохоталась.
— Линнувиэль! Ты, похоже, решил, что ту сценку со Шранком мы заранее продумали?! Как с Крикуном? Что я… ой, не могу… все это выдумал, чтобы вы прониклись уважением?! Ха-ха! А я-то все думал: чего это ваши ушастые так спокойно все восприняли, будто каждый день натыкаетесь на подобные сюрпризы. А вы, выходит, просто посчитали за глупую шутку?! У-у-у… — простонала Белка, держась за живот. — Нет, это действительно нечто! Шранк будет в полном восторге! А наши вовсе со смеху помрут, когда я это рассажу! Ох, мать моя! Нет, то, что вы меня за дурачка принимаете, это понятно, но чтобы сомневались в моем праве после того, как я его наглядно продемонстрировал… Н-да, такого еще не было! А ты хоть знаешь, что бывает с дураками, вздумавшими назваться Стражами не по праву?!
— Не смешно, — буркнул эльф, отсвечивая в темноте кончиками красных ушей. — Ты сам нас в заблуждение ввел: сплошные подставы на каждом шагу! Кто ж мог догадаться, что хоть что-то из сказанного тобой правда?!
— Спасибо, я тронут, — снова хихикнула Белка, сверкая отчаянно веселыми глазищами. — Честное слово, в жизни так не получалось одурачить, а ведь сколько я пытался… и тут — на тебе! Крикун обзавидуется! Всю бороду себе съест, жалея, что не видел этого своими глазами! Нет, пожалуй, не стоило тебе рассказывать правду. Лучше было поглумиться еще немного, глядя на ваши постные физиономии и то, как вы пытаетесь сообразить, что к чему!
Но Линнувиэлю вдруг стало не до смеха. Он неожиданно припомнил почитание, оказываемое этому сияющему мальчишке суровыми Стражами. Непонятное беспокойство Литура, граничащее почти с испугом, когда выяснилось, что за разбитую колонну Белик намылит ему шею. Удивительное терпение не слишком-то сговорчивого воеводы. Необъяснимое уважение в глазах старого гнома. Беспрекословное послушание гаррканцев, в которых за версту видать настоящих демонов. Наконец, тот великолепный прыжок (явно не самый лучший!), от которого у хранителя просто дыхание перехватило, настолько он был совершенен. Эльфы умели ценить действительно красивые вещи.
