Однако замереть на месте его заставило не это, а одна мимолетная, но ноистине леденящая душу мысль. Ведь если все это правда, а Белик — действительно самый настоящий вожак… то на что же тогда в действительности способен этот малыш?! Какой мощью он должен обладать, чтобы держать в повиновении непокорную дюжину Гончих? Насколько он должен быть ловок, чтобы одолеть в поединке такого бойца, как многоопытный воевода? Как быстра должна быть его реакция, чтобы суметь удержать в узде сразу двух хмер, которых эльфы приметили на заставе?! А его магия?! Эта неумолимая сила, перед которой склонялись самые буйные головы? Не этим ли преимуществом пользовался Белик всякий раз, когда требовал повиновения? Не этим ли объяснялась удивительная и поистине бесконечная терпимость Стражей? Бог мой! А ведь Белик прав: ему действительно невозможно отказать! Создатель! Как же Линнувиэль не понял?! И почему только сейчас подумал о том, с какой именно целью Белик… тот самый смертельно опасный вожак… решил отправиться в этот поход? Зачем, если терпеть не может темных?!
Линнувиэль оторопело воззрился на лицо, обрамленное густыми каштановыми кудрями. Эти глаза… хищно горящие голубые глаза… В них больше не плескалось веселье, лишь ровным светом горел изумрудный огонь магии. Странный, необъяснимый, но такой узнаваемый — поразительно ясный свет «Огня жизни», которого не могло быть у полукровки. А вместе с ним — холод. Поистине леденящий холод, смешанный с расчетливостью, четким пониманием цели и абсолютным знанием того, как этой цели достичь.
Эльф только раз заглянул в эту синюю бездну и мгновенно осознал, что сейчас перед ним стояла вторая ипостась Белика — умная, жесткая и даже жестокая. Именно та, вторая суть, которую чаще всего видели перед собой человеческие Стражи.
Белка задумчиво сжала кулак и, словно подтверждая его догадку, стряхнула с ладоней каменную пыль — все, что осталось от речной гальки.
Линнувиэль судорожно сглотнул, завороженный двойственной природой этого непонятного, страшноватого, но невероятно притягательного существа, в совершенстве владеющего искусством отнятия жизней. Пластичного и грациозного, как горный лев, такого же смертоносного, безумно опасного и подчас жестокого. Существа, которым было невозможно не восхищаться.
Темная бездна… и именно его они скоро приведут в свой дом?! Своими руками впустят этого демона в чертоги?! Проклятье! Не может быть, что хранитель пропустил эту угрозу! Не может быть, что ее пропустил лорд Торриэль или… Может, именно Белик стоял за его решением вернуться? Может, он изящно спланировал давно взращиваемую месть? За себя, погибшую сестренку, уничтоженных по вине одного из перворожденных? Кто… кто сможет устоять перед этим притворщиком, за бесконечными масками которого кроется холодный расчетливый ум вожака Гончих? Кто сможет одолеть его чары, если даже хранителю едва удается сидеть спокойно в его присутствии? Кто остановит эту бурю, если Белик вдруг решит избавить Лиару от правителя темных эльфов?!
Хранитель знаний в панике шарахнулся прочь.
— Разумно, — спокойно кивнула Белка, ничуть не удивившись. — Мои поздравления, Линнувиэль: ты первый на моей памяти, кто самостоятельно принял верное решение. Даже Таррэн в свое время провозился дольше, а среди моих Гончих некоторых пришлось по нескольку раз калечить, чтобы дошло. И это, заметь, несмотря на то, что я всегда предупреждаю заранее, а моя сила ни на ком из них ни разу не проявлялась в полной мере. Кроме Таррэна, разумеется.
— Что ты с ним сделал?!
— Я? — искренне удивилась Гончая, но взглянула на побелевшее от ужаса лицо эльфа и понимающе улыбнулась. — Не бойся: кровь Изиара — единственное, что может мне противостоять. Не полностью, конечно, но хотя бы можно спокойно общаться и не ждать каждый миг дурацких предложений. Все представители твоего дома неплохо защищены от моего взгляда. Таррэн, как прямой потомок, — получше, ты — похуже, но все же достаточно, чтобы я не опасался за твой рассудок. Кстати, Таррэн единственный, кто мне почти не поддается… ну, когда очень хочет, конечно. Так что не волнуйся за его разум — я не смогу причинить ему вред. А если бы и мог, то не стал бы. Слово Стража.
Эльф недоверчиво покосился.
— Почему?
— Он спас мне жизнь, — просто ответила Белка. — Таррэн вытащил меня из такой же бездны, из которой недавно вытащил тебя я, и он не хочет конфликтов с советом старейшин. Так что не тревожься за свой народ, Линнувиэль: ради Таррэна я не трону никого из твоих собратьев и не стану мстить за прошлое ни хранителям, ни совету, ни твоему владыке. Если, конечно, они не вздумают сделать нам больно.
Линнувиэль неуловимо нахмурился.
— Значит, ты и мою жизнь спас лишь потому, что этого хотел Таррэн?
— Не только, — тонко улыбнулась Белка. — Если я скажу, что мне понравилась твоя реакция, это будет считаться объяснением?
Темный эльф скептически изогнул бровь.
— Да не в этом смысле, дурачок, — пихнула его в бок Гончая. — А в том, что ты оказался на удивление незлобивым. И любопытным. Обычно ваш брат — сплошь гордецы, страшащиеся выставлять напоказ свои чувства. Но ты еще не увяз в этих рамках. Ты любишь наблюдать, копаешься в причинах и умеешь делать на удивление правильные выводы. Мне понравилось, правда. Впрочем, не это главное, друг мой. А то, что ты, как и Таррэн, умеешь себя сдерживать даже тогда, когда находишься на грани. Для эльфа… тем более хранителя… такой самоконтроль — большая редкость. И Таррэну это тоже понравилось, я знаю. Из всей вашей дурной семерки магов ты, пожалуй, единственный, кто мог бы правильно его понять.
— Я в этом совсем не уверен.
— Зато уверен я. И даже готов дать тебе шанс это доказать.
— Каким, интересно, образом? — недоверчиво хмыкнул Линнувиэль. — Попросишь Таррэна забыть о хранителях, которые когда-то лишили его имени? Или сосватаешь, как Мирену недавно? Нет уж, спасибо. Как-нибудь сам разберусь. И вообще, я не совсем понял: с каких это пор ты начал мне доверять?!
— А меня невозможно обмануть, — неожиданно погрустнела Гончая. — Тот, кого я коснусь силой, не сможет мне солгать в открытую. Ни один мужчина не поднимет на меня оружие, ни одна женщина не накричит. Мне никто не позавидует, потому что магия гасит любую неприязнь. Рядом со мной даже гномы становятся покладистее и тише, а тролли — разговорчивее и терпеливее. У змей просыпается ненормальная заботливость, пещерные медведи охотно отдают свои запасы, а хмеры просто садятся в кружок и с удовольствием слушают мой голос. Я словно магнит, Линнувиэль. Как яркий свет для глупых мошек, у которых от жара моментально сгорают крылья. Я этого не хотел. Меня таким создали. Сила растет, и с некоторых пор ни одно живое существо не смеет меня обидеть. Веришь? Даже не поцарапают, если, конечно, я успею вовремя увидеть опасность. Но только один эльф способен по-настоящему безнаказанно находиться рядом со мной. Он один умеет справляться с этой магией, и именно поэтому я иду вместе с вами. А Таррэн…
Белка испытующе покосилась на молчаливого эльфа.
— Что бы он ни говорил, но он переживает каждый раз, когда его народ теряет еще одну бессмертную жизнь. Он не хочет смерти для своих братьев. И не хочет смерти отца, хотя давно перестал к нему относиться, как к родичу. Да, он злится на то, что ты умолчал о ране. Но на самом деле был бы рад, если бы в Темном лесу имел за плечами хотя бы одного сородича, которого мог бы с уверенностью назвать своим братом. Что скажешь, ушастый? Ты бы согласился на эту роль?
