— Это случайность, — громко сглотнул Тир, крепко сжав руку Мелиссы и решившись наконец подать голос.
Тирриниэль даже удивился его оправдывающемуся тону, потому что прекрасно помнил, каким ершистым был этот упрямец в первые дни.
Таррэн внимательно взглянул на юного мага.
— Неужели?
— Да, — кивнул Тир, быстро опустив горящий взгляд. — Мы случайно оказались поблизости от Темного леса, когда на нас напали. Скрытно, из засады, какие-то незнакомые люди, которые попытались отобрать у меня Милле. Но ничего не вышло: я убил их первым. И именно тогда впервые коснулся огня.
— Вы были одни? — уточнила Белка, чуть сузив глаза.
— Нет. С другом.
— Тогда где он? Куда подевался этот мерзавец?
Аттарис, скромно стоя в сторонке, нервно дернул щекой, всей кожей ощущая, что Гончая не замедлит разорвать невезучего смертного голыми руками, если доберется. По крайней мере, ее тон не предвещал ничего хорошего. Пока она сердится, к ней лучше не приближаться и мудро промолчать о том, что один рыжеволосый бродяга совсем недавно пришел-таки в себя.
— Вал был ранен, — тихонько шмыгнула носом Мелисса, рискнув высунуться из-за плеча юноши. — Он закрыл меня собой, когда нас пытались убить. Патруль помог нам добраться до ближайшего мага… Да, я знаю, что лучшие целители у светлых, но до их леса — больше трех недель пути! Мы не могли рисковать, потому что Вал… Его нельзя было оставить умирать! А Тирриниэль ему помог! Сделал все, чтобы вылечить Вала, сам занимался с Тиром и многому его научил! Он хорошо о нас заботился! И… и я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось!
Таррэн снова покосился на отца, будто не поверил в то, что тот способен на такие подвиги. Но Тирриниэль лишь смущенно отвернулся от сияющих глаз человеческой крохи, потому как не считал, что достоин теплых слов и искреннего участия. Удивительное, маленькое чудо, ради которого стоило рисковать даже собственной шкурой и которое невозможно предать…
Белка, правильно расценив выражения лиц этих разновозрастных заговорщиков, вдруг тихо присвистнула. Шранк, повинуясь ее незаметному знаку, отпустил рукоять меча. Элиар тоже потихоньку расслабился, а остальные с непередаваемым облегчением выдохнули. Судя по всему, буря миновала Темный лес стороной. Все уладилось, проблем не возникло. Удивления, конечно, хоть отбавляй, но никто вроде не собирается ругаться или, тем паче, хвататься за мечи. Кажется, все будет хорошо?
Тир с Милле виновато улыбнулись, но не спешили отходить от владыки Л’аэртэ. А тот неожиданно сжал плечо внука, которому был многим обязан, и тихонько шепнул:
— Ты не пожалеешь, мой мальчик. Таррэн — отличный воин и хороший маг. Это лучший выбор, который я мог тебе предложить. Думаю, он тебе понравится.
Тир перехватил сразу три насмешливых взгляда (Таррэна, Белки и Шранка) и, смущенно шевельнув кончиками внезапно заалевших ушей, пробормотал:
— Не сомневаюсь.
— Я тоже, — шмыгнула носом Милле, с трудом оторвав взгляд от Элиара.
— Вот и славно, — отодвинулся Тирриниэль. — Боюсь, у меня больше не будет возможности вам помочь, но Таррэн сделает это за нас обоих. Держитесь его, и все будет хорошо.
— А как же ты? — жалобно пискнула девушка, порывисто схватив царственного эльфа за руку.
Тот мягко улыбнулся и осторожно высвободился.
— Мне пора, дитя. Мое время на исходе.
— Значит, ты все-таки решил в пользу Иттираэля? — прикусил губу Тир, бросив изучающий взгляд на Линнувиэля.
— У меня нет выбора, мой мальчик. Я не могу заставить сына принять эту ношу, но Темный лес должен жить, а родовой ясень — расти дальше. А я, как бы ни хотел обратного, не могу поступить иначе. Мой долг — найти себе замену и передать то, что еще осталось. Прости.
Владыка Л’аэртэ подавил тяжелый вздох и решительно отошел. Под многими десятками взглядов медленно вернулся на свое законное место, сел и, снова превратившись в грозного повелителя, чуть наклонил голову, призывая к молчанию. У него осталось немного слов, которые хотелось бы произнести перед лицом знатнейших представителей своего народа. Еще меньше слов, которые он хотел бы сказать напряженно переглянувшимся хранителям. И совсем мало для тех, кто никогда не был ему по-настоящему верен. Однако самые главные слова он все-таки успел сказать. И сумел в последние дни своей жизни понять многое из того, о чем раньше даже не задумывался. Научился ценить свое время. Познал горечь обид и разочарований. Нашел нечто новое в самом себе и смоге удивлением признать, что все еще способен на привязанности. Что в действительности умеет находить, беречь и трепетно ценить те счастливые мгновения, когда рядом есть кто-то, кому владыка по-настоящему дорог. Умеет не только ненавидеть, как когда-то ошибочно считал, но научился и любить. Хотя бы сейчас, перед Уходом, на пороге иного пути. И именно это стало для него величайшим даром небес, значение которого было невозможно переоценить.
Тирриниэль медленно оглядел лица собравшихся: хранители, старейшины, прекрасная леди из дома Маллентэ, которая с обидой посматривает на молодого Линнувиэля. Маликон, Корвин, Сартас, отлично справившиеся со своей нелегкой миссией. Их юные протеже, так и не научившиеся пока быть самостоятельными. Младший сын рядом со своей удивительной парой… Кажется, он до сих пор сходит от нее с ума. Но это правильно. Сейчас владыка хорошо понимал: только это и правильно. Так и должно быть. Как должны быть рядом с ними чудесные дети, которые так много сумели ему дать, — Тир и Милле…
Белка и Таррэн… За их спинами — масса знакомых и полузнакомых физиономий, многих из которых он уже даже не может вспомнить. Еще дальше виднеются живые стены, красивые лужайки, на которых круглый год цветут редчайшие и прекраснейшие цветы. Белое пятно священной рощи, вплотную примыкающей к надежно защищенным чертогам. Выше крыш дворца — только медленно светлеющее небо, на краешке которого вот-вот появится полоска рассвета… а потом — бесконечная даль, легкий ветерок, что взъерошит седую макушку, неуловимый аромат незабудок в руках у прекрасной девы и покой… долгожданный покой. Оттуда не будет возврата…
Все кружится в разноцветном калейдоскопе, постепенно плывет и тает, как круги на поверхности лесного озера. Очертания лиц неумолимо расплываются, звуки сперва отдаляются, а потом становятся тише, глуше, пока наконец не стихают окончательно. Мир вертится перед глазами бешеной каруселью, с каждым мгновением теряя яркие краски. В нем больше нет очарования и нет приятных контрастов. Он медленно, но неумолимо отдаляется, становясь таким же серым и безжизненным, как аура бывшего темного мага и последнего повелителя леса.
— Отец! — тревожно дернулся Таррэн, когда владыка Л’аэртэ обессиленно уронил голову и начал сползать с деревянного трона. — Отец!
Но тот не ответил, все быстрее заваливаясь на бок. Молодой лорд, ругнувшись, прыгнул вперед и в последний момент успел подхватить безвольно оседающее тело: Тирриниэль, совсем недавно имевший силы ходить и улыбаться, в одно мгновение лишился той искры, что еще поддерживала в нем жизнь. Так, словно выполнил то, что хотел, закончил дела, простился, как водится, и лишь после этого ушел. Просто угас, как гаснет от порыва ветра свеча, так и не успев завершить ритуал передачи власти.
