Все эти размышления вызывали чувство, очень напоминающее бессильную злость. Злость в том числе и на уважаемого мной, ныне покойного Владимира Сергеевича Дегтярёва, хоть это и грех, я знаю. Ну зачем он меня так подставил, вынуждая врать его семье, сохраняя на лице выражение полнейшей честности, при этом чувствуя себя последней скотиной? Да, его смерть трагедия для меня, но после тех, не боюсь сказать, уже миллионов смертей, случившихся вокруг нас, трагизм ситуации с Дегтярёвым как бы даже и поблёк немного. Зато на глазах растёт потенциальный трагизм нашего будущего похода в неизвестность, отягощённого гражданскими, которых я поведу в никуда, к ложной, несуществующей цели.
Хотя почему «поведу»? Да хрен там, никого я никуда не потащу, это я уже решил однозначно. Здесь не может быть двух мнений, и для того, чтобы в этом убедить своих спутников, я готов пойти на многое, в том числе и на то, чтобы сказать правду, нарушив все свои обязательства перед покойным. В конце концов, он всё это видел по-другому, и кто тогда знал, во что превратится этот мир всего через десяток дней? А в «Пламени» они мало того что в полной безопасности, но ещё могут быть и при деле. Ну и дел здесь для всех хватит, тут всю жизнь человеческую с нуля выстраивать надо заново, работы — край непочатый.
В любом случае все эти размышления так и останутся досужими умствованиями, пока я не решусь наконец сказать об этом вслух, причём во всеуслышание. Но вот когда это сделать? Момент надо выбрать правильно, да и вообще решиться на это, а то вдруг придётся выкладывать всю правду: что же случилось в институте в ту злосчастную ночь? Хотелось бы избежать, если честно, у меня и остальных головняков хватает после того, как на мою голову или плечи, тут уж кому как, свалился весь наш пёстрый «отряд».
В таких думах я поднялся на второй этаж учебного корпуса, в инженерный класс, который теперь постоянно использовался как зал совещаний. Пантелеева ещё не было, возле двери стояли и разговаривали два старлея, мне незнакомых. Когда я прошёл мимо, они равнодушно скользнули по мне взглядами и вернулись к своей беседе. Я подошёл к окну, выходящему на учебные поля. В ста метрах от корпуса, в котором мы сейчас были, несколько бригад военных и гражданских, «всем миром», так сказать, закладывали первые брёвна в основания новых срубов. Да, неплохо было бы со временем заполучить себе такую избу… неплохо. Она теперь покруче пентхауса с видом на Кремль будет, да и подороже, наверное, если в абсолютном выражении считать.
Пантелеев пришёл через десять минут, к тому времени все собрались. В комнате было пятнадцать человек, все офицеры и прапорщики. И, судя по всему, за исключением четверых, все были из числа «спецов» Пантелеева. Все вооружены, но пока явно не для выхода на войну, а так же, как и я, по уже укоренившейся привычке не расставаться с оружием ни на минуту. Переделанный АКМ у меня уже как продолжение плеча стал, без него вроде как и не оделся, что ли. А уж кобура с пистолетом — та и в санузел со мной ходит, и в изголовье кровати висит.
— Рассаживаемся, — пригласил Пантелеев, и все пристроились за столами.
Подполковник оглядел собравшихся, подошёл к висящей на стене карте города и заговорил:
— Завтра проведём разведывательный рейд в Москву. С утра. В составе четырёх бортов, два восьмидесятых бэтээра и сто сорок шестая кашээмка как машина связи. И «Урал-покемон» пойдёт, на всякий случай. На буксир что-то взять или вывезти что-то или кого-то. По шесть человек на бэтээр, двое в кабине «Урала» и двое в кузове, ну и полный экипаж кашээмки. Старший майор Соловьёв.
— Я, — поднялся высокий худой майор в десантной тельняшке под камуфляжем.
— Садитесь, — кивнул Пантелеев. — Задача одна: прорваться как можно дальше и осмотреть как можно больше. На что следует обращать внимание… Первое — где уцелели люди как организованная сила? Сколько их, как себя ведут? Как ведут себя мертвяки? Насколько город занят ими? Пункты, которые надо объехать в обязательном порядке…
Постановка задачи затянулась надолго, но такой разведывательный рейд назрел давно. Необходимо было понять, что теперь происходит в Москве? Что с промышленными объектами? Остались ли живые люди? Шляются ли ещё мародёры? Где можно помародёрить самим? Как ведут себя мертвяки? Как они поведут себя, когда для них в городе не останется живой добычи? Попытаются найти её в другом месте? Или впадут в кому, как крысы в лаборатории при подобных обстоятельствах? Это ведь вообще вопрос выживания — знать, не ломанётся ли куда за пределы города миллионная толпа живых мертвецов. А как у них сезонные миграции начнутся? Да ещё по одному маршруту? Сомнительно, конечно, но чем чёрт не шутит.
Три бэтээра вполне способны прорваться где угодно, КШМ-146
[8]
тоже на базе бронетранспортёра построена, разве что не вооружена. И «Урал» за собой протащат, но при одном условии — их противниками будут мертвяки, а не хорошо вооружённые люди. Какой-нибудь НСВ «Утёс»
[9]
, установленный на крыше или верхнем этаже высотки, способен разобрать нашу броню на запчасти, особенно если ему составят компанию РПГ.
Все всматривались в карту города, по которой скачками перемещалась указка подполковника, отмечая места, куда нам следовало направить стопы свои. Маршрут уже был выработан, но Пантелеев хотел предусмотреть все возможные варианты событий, поэтому на каждый участок маршрута вырабатывался один или два альтернативных пути, каждый из них получал кодовое название на случай, если появится серьёзный противник и он будет прослушивать радиодиапазон группы.
Связью отряд обеспечивался с трёхкратным покрытием его реальных потребностей. Связь короткая, связь дальняя, рации носимые и стационарные. Кашээмка способна была на ходу установить связь километров на сто — сто двадцать, с поправкой на городской ландшафт, и могла работать как ретранслятор. На самый крайний случай мы могли вызывать эвакуацию. В расположении будет ожидать команды к выходу мотоманевренная группа, на БМП-2 и даже с танком.
Совещание затянулось до одиннадцати часов вечера, когда наконец все присутствующие не сочли, что продумать предстоящий рейд ещё лучше они просто неспособны. На этом и разошлись, но на прощание я потребовал обеспечить меня завтра броником и шлемом. Ну его на хрен — втягиваться в городской бой, случись такой, с открытой грудью, как балтийский матрос. Вроде как не отказали, сочли требование законным.
Я пошёл в гостиницу, к себе в номер, готовиться к выходу. Проходя мимо столовой, заглянул туда и увидел, что все наши опять там сидят. Это даже не клуб, это теперь как всеобщая гостиная, столовка эта самая. Проходя мимо бара, я попросил стакан яблочного сока и с ним прошёл к столу.
— Ну, что завтра? — спросил Лёха.
— Завтра идём в город, — объявил я. — Из наших пригласили меня одного, больше мест нет.
Вообще-то в бэтээрах вовсе не четырёхместные десантные отделения, а семиместные, и всего они на десять человек рассчитаны, а нас будет всего по шесть человек на борт. Но это на случай того, что придётся отбиваться и будут потери в технике. Тогда уцелевшие из одного экипажа займут места в другой машине. Возможно, что передвижение на броне окажется не лучшим способом езды по забитым мертвяками улицам. К тому же мы понятия не имеем, сколько морфов скопилось в городе, а иным из них запрыгнуть на броню и башку вместе со шлемом кому-нибудь оторвать как раз плюнуть или даже проще. А броня — это броня, защита, что ни говори, поди проковыряй её.
