– Скажи своим охранникам, чтобы не двигались, иначе мне придётся отделить твою голову от туловища, – грозно произнёс «Хаким», а его сын уже приближался ко второму купцу, пребывавшему в некоторой растерянности. Охранники привычно схватились за клинки.
– Стойте на месте, иначе он меня зарежет, стойте, идиоты! – завопил хазарин срывающимся голосом, ощущая холодное лезвие смерти у своего горла. Сзади послышался предсмертный хрип, и двое охранников, обернувшись, увидели сползающее тело третьего, подле которого с окровавленным ножом стоял с трудом удерживающийся на ногах Лемеш, руки его были свободны. А рядом с мордой лошади, запряжённой в сани, держа в руках два метательных клинка и глядя на озадаченных охранников очень осмысленным и внимательным взглядом, в позе кошки, готовой к прыжку, стоял недавний «ахмаг». Купец из Булгара, отчаянно вскрикнув, неожиданно пришпорил своего коня и помчался к лесу. Ерофеич сорвался следом. Один из охоронцев решил сделать то же самое, но метательный нож Скомороха вонзился в его спину, и воин вылетел из седла на снег в нескольких саженях от места схватки. Оставшийся в одиночестве пожилой осанистый охранник хазарского купца, понимая, что следующий клинок «ахмага» в любой миг поразит его грудь или шею, стал быстро говорить, что он не бил и не убивал урусов, что это всё охранники иудейского купца. По команде он бросил в снег свой клинок, который почти на лету перехватил бывший «глухой сумасшедший», не сводивший с побледневшего охранника своего внимательного взгляда. Следом он поднял и пояс охранника с висевшим на нём кинжалом. Когда же стоявший с окровавленным ножом на санях огнищанин с остановившимся взглядом двинулся в его сторону, хазарин поднял руки и стал умолять не убивать его, потому что у него большая семья, а он только охранник, простой охранник… Крепкая вервь, которой недавно был связан по рукам огнищанин, стянула запястья купца и его охоронца.
Ерофеич с шубой бежавшего купца подскочил со стороны леса.
– Вот, брат Лемеш, одевай хазарскую шубу, а то замёрзнешь, – заботливо подал он добротную шубу огнищанину.
– Будь она проклята, их одежда вместе с ними, я сейчас мороза не чувствую, они ведь мою жену и дочку… – глядя на поверженного хазарина немигающими очами, твердил тот разбитыми устами. – Меня били, и вот этот, – огнищанин кивнул на здорового хазарина, лежащего на окровавленном снегу, – особенно старался.
– Куда это они тебя потащили под вечер, могли ведь там кончить? – спросил Ерофей-старший, проверяя, надёжно ли связаны руки у хазар.
– Это я их потащил, знаю ведь, что жидовин за деньгами на край света побежит. Он жену мою с дочуркой на куски хотел порезать и волкам выбросить, я просить стал, чтоб оставил похоронить. Сказал, что мне одному ведомо, куда два лета тому купец из Итиля после нападения на его торговый караван каких-то бродников, спрятал своё злато и всё самое дорогое. Вот меня и потащили, чтобы показал место.
– А для чего это? – спросил Ерофеич.
– Для того чтобы завести их к крутояру, сейчас снегом дороги напрочь позанесло, я бы их вывел аккурат там, где яр особенно глубок и обрывист, хоть кто-то из сих убивцев шею б свернул.
– Так ты к саням привязан был, значит, вместе с ними смерть принять мог? – снова спросил молодой изведыватель. Огнищанин равнодушно промолчал.
– Сколько их на твоём подворье сейчас?
– Точно не ведаю, с десяток будет, у них лепше спроси, – устало кивнул огнищанин на пленённых хазар.
– Так и нас теперь четверо, справимся, – криво усмехнулся Скоморох, – негоже прощать хазарам кровь русскую.
– Да ещё на своей земле киевской, – взволнованно добавил Ерофеич
– За подмогой лучше сходить, – всё тем же усталым голосом молвил огнищанин.
– Куда же сходить, тут вокруг никакого жилья, кроме твоей землянки, нету, – Ерофей-старший глянул на опухший лик Лемеша, а потом, повернувшись к Скомороху, шепнул с состраданием в голосе: – Похоже, Лемешу мнится, от побоев и горя Явь мешается с Навью, досталось то ему крепко, как только жив остался, что твой лён после трёпки.
– Не мнится мне, – с трудом приоткрыв один глаз, второй уже напрочь заплыл, молвил огнищанин, – к Бересту поедем.
– Куда это? – Спросил озадачено Скоморох.
– Туда, – махнул рукой в сторону леса избитый огнищанин, садясь в свои сани и беря в руки вожжи.
– Добре, – молвил Скоморох, – а ты, Ерофей, по дороге поспрошай купца с охоронцем, сколько их всего на подворье у Лемеша, чем вооружены и прочее.
Гуськом, прихватив ещё и хазарских коней, изведыватели повернули к лесу вслед за санями.
– А кто сей Берест, и станет ли он нам помогать? – спросил Скоморох после того, как всё, что нужно, они с Ерофеем выспросили у полонников.
– Он людей лечит, детей учит, а ещё он воин, потому станет, – кратко ответил огнищанин, продолжая вглядываться одним оком в одному ему ведомые приметы, по которым он отыскивал дорогу в лесу. Наконец послышался отдалённый собачий лай, а ещё через несколько поворотов узкой просеки показался бревенчатый дом, хозяйственные постройки и банька подле замёрзшего лесного озерца. На краю поляны, освещённой холодным светом зимней луны, в том месте, куда выходила узкая просека, стоял муж средних лет в обычной рубахе и портах с поясом, на котором виднелась рукоять ножа в ножнах из лосиной кожи. На ногах валенки, на плечах накинута овчинная безрукавка. Из-под шапки виднелись длинные волосы. Мороз стал к ночи крепче, и полозья саней скрипели по снегу. Едва они приблизились, два больших лохматых пса у ног хозяина, похожие на волков, зарычали и подняли шерсть на загривке дыбом, но человек сурово им что-то сказал, и они замолчали, косясь на приезжих и внимательно следя за каждым их движением.
– Здрав будь, Берест, – осипшим от мороза голосом, с трудом шевеля разбитыми устами, молвил огнищанин.
– Гляжу тебе, брат Лемеш, здравие как раз не помешает, – взглянув на опухший и совершенно синий в свете почти полной луны лик собеседника, ответил Берест и быстрым цепким взором окинул всех прибывших. – Кто ж это так над тобой постарался, а ну-ка, пошли, я погляжу, целы ли твои косточки и чрево после такой «заботы».
– Хазары с жидовинами постарались, – превозмогая то и дело накатывающую слабость, ответил огнищанин.
– Которые же из них, те, что за санями, как запасные кони бегут, или те, что на конях сидят? – Берест взглядом показал на сидящих верхом Ерофея и Ерофеича, которые выглядели самыми настоящими хазарами.
– Нет, те у меня в землянке сейчас. Всего их там… – он повернулся к Скомороху.
– Двенадцать, – подсказал быстрый изведыватель.
– Они жену мою и дочку убили… – прошептал Лемеш, глядя перед собой.
– Пошли-ка в баньку, пока будете рассказывать, я тебя погляжу и раны мазями умащу. Хорь, зажги огонь, – молвил, как бы ни к кому не обращаясь, Берест. От одной из толстых сосен, что росли тут же у края поляны, отделилась тень и молча двинулась к замёрзшему озерцу по кромке леса и лунного света.
