– А это кто такой?
– Святой Димитрий у греков, – отозвался Велесдар, – предводитель их небесного воинства, который помог грекам после страшного землетрясения, якобы небесной силой пославший в гавань города множество судов. Святой Димитрий может ходить впереди своих кораблей «по морю, аки посуху». То же самое сделал ты, княже. Твои суда во множестве оказываются в гавани и неожиданно «идут посуху». Только они даны грекам не во спасение, а на погибель.
– Ну да, откуда же грекам ведать, что нам суда посуху перетаскивать – дело привычное, что на Непровских порогах, что на северных переволоках. Им-то и невдомёк, что при нужде такой наши мачты да перекладины быстро становятся рамой для движения, и к ним на каждой лодье колёса припасены, – заулыбался воин из охороны.
– Верно, так и есть. Мыслит Берест, княже, что можешь с них что угодно требовать, любой откуп заплатят, я тоже так думаю, страх их и в самом деле велик, – отвечал Хорь.
* * *
Утром снова прозвучали трубы на стенах. Воины Ольга обратили взор на обложенный град.
– А трубы не так играют, как вчера, – заметил молодой ратник, что добре умел играть на дуде и на рожке и пел, что твой соловей. В это время снова в Малых воротах отворилась калитка и вышло новое посольство. Но на этот раз не было пёстрой толпы разодетых византийцев, а были два ровных, как струна, ряда людей в одинаковой одежде с трубами в руках, а посредине шли трое в другой одежде, и один из них нёс нечто, свёрнутое наподобие куска кожи или толстого холста. Слуги же следовали за ними, шагах в пяти, неся несколько окованных ларей.
– Опять, что ли, снедь с отравой несут? – криво улыбнулся кто-то из темников, недобро глядя на подходивших ромеев. Дойдя до стоящих молчаливыми рядами воинов, византийцы остановились и перестали дуть в свои трубы. Трое, что были в середине, прошли вперёд, и один из них, седовласый, обратился к русам.
– Мы, послы наших великих василевсов и автократоров ромеев Льва Шестого и Александра, принесли дары архонту россов, славному и могучему воину Олегу. Императоры благонравные великой Ромейской Империи передают эти дары в знак доброй воли, дружбы и взаимной любви в их лице и страны Росс в лице их архонта – великого и непобедимого Олега.
Трубачи чинно расступились, и стройные темнокожие рабы поставили к ногам молчаливого строя русов искусно изукрашенные чеканкой и позолотой лари. Самый большой из них открыли, взявшись с двух сторон за тяжёлую крышку из тиса, два посланника, а седовласый вынул из недр ларя великолепный меч в украшенных самоцветами ножнах. Сделав несколько шагов к стоящим русам, обратился к ним своим громким красивым голосом и с заметным волнением молвил, низко кланяясь:
– Сие великолепное оружие достойно руки великого воина, такого, как князь Киевский, Новгородский, Древлянский, Северский и прочих народов володетель Олег Вещий, что может сравниться со святым Димитрием. Имею поручение от христолюбивых василевсов вручить дар непобедимому архонту россов.
Нависла тишина, никто из воевод не решался принимать подарки от императоров для Олега. Наконец сам князь, в сопровождении Руяра и его помощника, следивших за каждым движением императорского посланика, вышел вперёд и, глянув на роскошный меч, принял его из рук посланника. Наполовину вынув клинок из ножен, взглянул на узорчатое булатное лезвие и едва сдержал восклицание: клинок был вагрской работы, хотя рукоять и ножны, видимо, отделаны восточными мастерами, но нигде на востоке даже самые лучшие мастера булата не умеют так задавать узор на клинке, выводить всяческие змейки и даже цветы. Так укладывать узор могут только лучшие кузнецы в Вагрии. И до подобного зеркального блеска вывести поверхность тоже невозможно без тех особых полировочных камней, которые можно найти только в устье Лабы, и нигде более. Растроганный Ольг почти нежно погладил блестящий булат и тихо прошептал:
– Как же ты, брат, попал сюда с Варяжских берегов, а перед тем, вижу, и в Сирии или Персии побывал. – Зорко следившие за могучим вождём россов посланники, стоявшие у ракрытого ларя, жадно ловившие каждый его взгляд и каждое изменение лика, радостно переглянулись: похоже, что их дар угоден могучему владыке северных варваров.
Теперь уже Ольг поднял свой пронзительный взор и молвил веско и сурово.
– Коли ваши василевсы желают мира и любви между Русью и Империей, то пусть вперворядь заплатят дань, которую по договору с Аскольдом платить обещали. После этого можно будет поговорить о том, сколько мы из-за вашей забывчивости потратили на сей поход. – Князь отвернулся от послов, давая понять, что он своё слово сказал и взглянул на своих темников и тысяцких. Краем ока он заметил позади темников Хоря с Ерофичем. – Погодите, – остановил он уже собиравшихся уходить посланников, и те робко обернулись, очевидно, опасаясь, как бы не передумал грозный росс. – Прознал я, что несколько наших купцов там, в граде, меж собой повздорили и побили друг друга крепко. За это непотребство, содеянное в час войны, строго мною наказаны будут, потому с вами сейчас отправится десяток моих воинов, и всех купцов, в той сваре виновных, пред мои очи доставят. – Князь обернулся к Грозе. – Десятник, возьми своих воев и воз, на случай, коли кто сильно побит и идти не сможет, да немедля этих купчишек сюда! – произнёс Ольг намерено громко и сердито и взглянул мельком на Хоря. Тот согласно кивнул. Посланцы снова стали в середину меж двух колонн трубачей, те затрубили, и процессия двинулась к воротам. Следом за ними потянулся десяток ратников с Грозой во главе и Хорем, со вчерашнего дня уже одетым в боевое снаряжение пешего ратника.
* * *
Процессия не столь многолюдная, сколько торжественная, под звуки труб и рожков двигалась от императорских покоев к храму Святой Софии. Кроме двух императоров, десятка царедворцев и патрикиев, на расстоянии четырёх-пяти шагов шли представители князя Руси Олега Вещего от бояр, купцов, воевод и волхвов – Карл, Стемид, Руяр, Фарлаф и Велесдар. Процессия шла медленно и величаво, что ещё раз указывало на значимость момента. Почётный караул императорской охраны выстроился по обе стороны движущихся со свитой правителей. Дойдя до главного храма, процессия остановилась, музыканты смолкли, и из великолепных дверей Софии, в сопровождении троих епископов вышел патриарх Евфимий с большим золотым крестом, изукрашенным драгоценными камнями.
– В присутствии святейшего патриарха целованием сего святого креста клянусь соблюдать вечно заключённый между нами и архонтом русов Хельгом, – торжественно начал Лев Шестой, а за ним повторил и Александр, – договор о любви и взаимопомощи между христианской Империей Ромеев, императорами которой мы являемся, и землёй Русов. На этом кресте святом обязуемся уплачивать ежегодную дань Руси, как и в прежние годы, а ещё творить суд справедливый как к людям русским, так и к людям христианским одинаковый, без притеснения одних или других. Купцам и послам русским проживать при приходе в землю греческую в казармах воинских у обители Святого Маманта, и входить без оружия в ворота града Константина в сопровождении чиновника нашего числом не более пятидесяти человек за один раз. Торг вести на рынках Константинопольских таким купцам беспошлинно, и содержание их на шесть месяцев за счёт Империи, – хлеб, и вино, мясо, рыба и овощи, и мытьё в термах, сколько они хотят, безоплатное. И на обратную дорогу пусть берут хлеб, а также якоря, паруса и прочее снаряжение. Русам же без товаров будет выдаваться хлеб, сколько надобно. Дабы уверенными быть, что без злого умысла прибыли посланцы и гости из Руси, а также для учёта, им необходимо иметь с собой перстни с печатью своей, послам золотые, а купцам серебряные.
