Малец растерянно перевёл взор на отца, который, глядя на сие действо, впервые рассмеялся.
– Ступай с волхвом, сынок, – молвил Брячеслав. – Я теперь с новой силой за дела прежние возьмусь, чую, как она прибывает во мне, будто вода вешняя. А тебе учиться надобно, глядишь, и нужным всем человеком станешь, порадуешь и нас, и богов светлых.
Вот так нежданно-негаданно появился у волхва Хорыги ученик, – крепкий да ладный, немногословный, с доброй открытой душой и чутким сердцем. И принялся отец Хорыга бережно записывать на той чистой поверхности, как на белой бересте, древние знания, хранящие душу и память Руси.
* * *
Скрипнувшая дверь вернула волхва из марева воспоминаний. Дубок выложил на стол серебристые стебли чернобыльника, и новая волна крепкого травяного духа разнеслась по жилищу. Юноша принялся добавлять принесённую траву в мешок с дощечками, и тут оба услышали стрекотанье сороки. Ей ответила другая, защебетали прочие птахи.
– Никак, идёт кто? – встревожился Хорыга.
Волхв с учеником вышли из избушки и сразу узрели на узкой лесной просеке воз, запряжённый одной лошадью, и двоих людей в огнищанской одежде, идущих подле. На возу недвижно лежал человек.
– Хворого везут, – озабоченно молвил отец Хорыга.
Они подождали, пока подъедут огнищане. Поздоровавшись, кудесник первым делом подошёл к хворому, вполуха слушая жалобные просьбы его родичей о помощи. Бледный желтоватый лик, закрытые очи и прерывистое дыхание сразу указали на тяжкий случай.
– Вот что, не снимайте его пока с телеги, повезём прямо в мовницу, – принялся распоряжаться кудесник. – А ты, Дубок, – повернулся он к ученику, – ступай по нашим делам.
– Так если хворый тяжкий, может, мне остаться помогать тебе, отче?
– Ничего, я справлюсь, тут целых два помощника, всё сделают. – А ты иди, сынок, иди. – И кудесник заторопился к огнищанам. Дубок вернулся в избушку, уложил последнюю деревянную книгу в мешок, вскинул его за спину, поправил лямку на плече и углубился в лес.
* * *
– Вот зачем волхву крепкие ноги да сильные плечи, очень пригождаются иногда, – вслух проговорил отрок, садясь под старым дубом на его корневище, торчащее узлом из земли, и смиряя дыхание, сбившееся от бега и быстрой ходьбы по малохоженым тропам. – Всё, нужно идти, немного уже осталось! Нужно скорее упрятать книги в тайник, а потом идти на помощь старому волхву, он ведь обычно после лечёбы тяжёлого хворого едва на ногах стоит. – Отрок, с трудом разогнув уставшие ноги, поднялся, поправил мешок за спиной и двинулся дальше.
Вот и тайное место. Удостоверившись, что всё ладно, отрок убрал сухие жердины и проскользнул в схрон. Бережно переложил свою ношу на полку из жердей и, бегло проверив, в порядке ли остальные свитки и дощки, щедро посыпал полки принесёнными вместе с книгами сухими душистыми травами. «Добре, теперь ни древоточцы, ни грызуны долго сюда не пожалуют»! Выйдя наружу, опять замаскировал вход в пещеру, незаметный среди кустарника и редкого сухостоя. Для верности свершил над тайником заклятье, чтобы никто чужой не смог сюда войти.
Теперь поскорей назад. Но едва юноша отошёл на десяток шагов, как услышал то, чего никак не ожидал. Может, почудилось? Нет, в самом деле, его острый слух различил средь шума дерев и птичьего щебета собачий лай. Это ещё что за чудо, тут волки ходят, а собака откуда?
Нехорошее предчувствие остро пронзило тело.
Может, охотник какой поблизости с собакой бродит? – ещё сомневался разум. Но подсознательное чутьё уже знало: собака идёт именно по его следу. Отрок бросился бежать, стараясь уйти подальше от бесценного схрона.
«Коли собаку по твою душу пустили, то оплошал ты, Дубок, надо было следы особой травой присыпать, что нюх собаке отбивает, а теперь-то что делать?» – горько укорял себя отрок, лихорадочно соображая на бегу. Как ни торопился, а собака быстрее, уже совсем близко слышен остервенелый лай и хриплое рычание. Ещё миг – и раззадоренный погоней пёс ухватит сзади за ногу… Дубок на ходу мельком глянул на руки: его силе всегда дивились, и даже трём сверстникам нелегко было сладить с ним одним, а уж собаку… «Твоя слабость в силе, – вдруг прозвучали слова Хорыги. – Волховская мощь в разуме, а не в кулаках»…
Всё произошло неожиданно даже для самого отрока. Он высоко подпрыгнул, как кузнечик, и вместо ноги беглеца пасть крупного лохматого пса «схватила» воздух, громко щёлкнув зубами. В тот же миг перед изумлённым животным возникло огромное неведомое существо, – тёмно-коричневое, чешуйчатое, с влажной разинутой пастью, полной страшных загнутых жёлтых зубов. Чудище злобно зарычало, воздев две когтистых лапы, и бедная псина всем своим чутьём уловила мысль ужасного зверя разорвать её на куски, первым делом перекусив огромными челюстями хребет, как рыбью косточку…
Отрок, сам не ожидавший такого исхода дела, увидел лишь, как лохматая живая молния мелькнула и пропала в зарослях. Только визг её, похожий больше на истошный человеческий вопль, продолжал разноситься окрест, постепенно затухая в лесных зарослях. Теперь нужно приготовиться к встрече тех, кто идёт за ищейкой. Отрок, оглядевшись, подошёл к разлапистой сосне и тесно прислонился к ней спиной.
* * *
Три мужа шли по едва различимой звериной тропе, придирчиво оглядывая каждую сломанную ветку.
– Сколько живу на свете, – растерянно рёк один с заметным нурманским выговором, – но не видел, чтоб собака могла так быстро бегать, пронеслась мимо нас, едва с ног не сшибла!
– Хазарка явно не в себе, визжит, будто кто его беспрестанно стегает плетью-семихвосткой, – отозвался молодой.
– Недоброе дело задумал князь, с волхвами воевать, ох, недоброе. Никого мы не сыщем, ещё и сами, как наш пёс, умом тронемся, истинно вам реку… – негромко ворчал пожилой воин, явно из киян. – Всё, далее никаких следов нет, – остановился он. – Будто сквозь землю сей отрок провалился или в камень обернулся.
– Лишь бы он нас в камень не обернул, – с опаской молвил молодой и, на всякий случай, трижды перекрестился, оглядываясь по сторонам и держа наготове небольшой лук. Его сотоварищи тоже сторожко оглядывались вокруг, сжимая в руках, один – боевой топор, а другой кинжал.
– Что-то тяжко мне, в голове давит и в чреве как-то нехорошо, – молвил старший.
– А мне чудится, будто кто глядит пристально, словно буравит очами. Уходить надо, – зашептал молодой и отступил назад на несколько шагов. – Недобро тут, ой, недобро!
Вслед за ним попятились, не выпуская из рук оружия, и двое его сотоварищей.
– А что Зигурду скажем? Он нас плетьми выпорет за то, что наказ не исполнили, – засомневался нурман.
– Да за что пороть-то, ну пропал отрок, лес большой, а Хазарка сбёг, – зачастил молодой.
– Этот тоже колдун небось, хоть и малой ещё, ну его к лешему! – выдохнул киянин. – Пошли!
И они с видимым облегчением устремились в обратный путь, сторожко озираясь по сторонам.
