– Сколько раз говорено, изведывательское умение в тайне сохранять надлежит! – Строго выговаривал старый изведыватель, и юноша виновато насупился.
– Слово даю, не будет более такого! – молвил Ерофеич.
А всего через несколько дней всё повторилось, только совсем при других обстоятельствах.
* * *
Когда достигли широкой воды, где могучая Непра смешивается с Полуденным Бугом, перед тем, как обойти длинную косу и выйти в море, сделали последнюю остановку, – набрать доброй воды про запас и выловить свежей рыбы. Хитроватый Стародым отплыл от всех подальше, остановившись на днёвку и ночлег у небольшого островка. Распорядившись, кому чего делать, лодейщик, большой охотник до рыбной ловли, прихватив кормщика и его коренастого помощника, отличавшегося длинными свисающими усами, отправился на лодке к другому островку, наполовину заросшему вербами и камышом. Сие рыбное место Стародым никому не показывал, оттого и отстал от купеческого каравана, в котором на этот раз было пять лодий.
Ближе к обеденному часу лодчонка вернулась, только без хозяина и кормщика. Помощник, пригнавший лодчонку, возбуждённо принялся кричать ещё издали, что Стародыма в полон захватили бродники и требуют выкуп.
– Погоди, Сом, не части! – строго повелел суровый Молчан, и возбуждённый, с подрагивающими от волнения руками помощник покорно смолк, а потом стал речь по порядку, то и дело от волнения, не то дёргая, не то поправляя длинные усы, из-за которых он и получил своё прозвище.
– Мы только рыбалить стали, там яма есть такая, мы-то про неё знаем, там если рыбу…
– Хватит про рыбу, – тут же оборвал его купец, – реки, сколько бродников, чем вооружены, чего требуют?
– Их пятеро, не то булгары, а может и хазары, я их по речи не больно различаю. Из оружия ножи, лук, клинок боевой хазарский и ещё греческий такой, лезвие у него с одной стороны, и он короче нашего…
– Ромфей называется, – подсказал Скоморох.
– Кистень и, кажись, палица, может, и ещё что, да я растерялся со страху…
– Что с кормщиком и Стародымом, где их держат?
– Да там же около кострища, возле шалаша ихнего. Хазар или булгар этих трое, а двое, кажись, из славян, не уразумел впопыхах. Нам руки связали и чуть что не так – сразу нож к глотке, рекут, мол, выкуп давай, не то горло перережем. Я им обещал, что сейчас привезу, и меня отпустили…
– А может, мы остальных кликнем, все вместе подойдём да дадим жару сим бродникам? – возбуждённо проговорил молодой лодейщик крепкого сложения, сжимая большие кулаки.
– Нет, брат, коли увидят разбойники много людей, кормщика вашего и хозяина умертвят, а сами сбегут, – покачал головой Молчан.
Они с Ерофеем-старшим, Скоморохом и Ерофеичем отошли подальше от всех и о чём-то переговорили. Уже по пути к встревоженно ожидавшим их лодейщикам, Скоморох придержал Молчуна за рукав рубахи.
– Может, всё-таки я в лодке вместо Ерофеича пойду, опасность велика больно…
– Нет, брат, решено, – три взрослых мужа более врага встревожат, нежели два и подлеток. Скоморох лишь раздосадованно махнул рукой, а Ерофей с сыном поспешили к кочмару.
Молчун со Скоморохом спустились к лодчонке незадачливых «рыбаков».
Скоморох, стоя у воды, принялся молча и сосредоточенно раздеваться. Он тщательно проверил пояс с метательными ножами, окунулся в воду и снова проверил. В это время появились оба Ерофея. Лодейщики с удивлением узрели, что отец и сын облачены в лёгкую хазарскую одежду. Сом и Ерофей-старший сели на вёсла, Ерофеич – на корму, а Скоморох, держась за борт, незаметно поплыл следом, загребая свободной рукой.
– Не пойму я купца, – сердито судачили меж собою оставшиеся на берегу лодейщики, глядя вслед удаляющейся лодке, – отправил одного охоронца да подлетка, а самых здоровых оставил.
– Ещё один недомерок вплавь отправился, да и то считай без оружия, что те ножи супротив кистеня да мечей с палицей! – вздыхали другие. – Эх, пропал наш Стародым, как есть пропал: и деньги заберут, и его порешат! Ещё и этих в полон прихватят!
* * *
– Эй, вы там, на острове, мы привезли выкуп, давайте сюда наших людей! – крикнул лодейщик, выполняя тихий приказ Ерофея-старшего, когда они подплыли к берегу, от которого тянуло дымком.
Прошло некоторое время, прежде чем из камышей и кустов тальника выступили три мрачные фигуры. У одного в руках был натянутый лук, а двое других поигрывали клинками мечей.
– Пливи сюта, а то моя стрелять и твоя конес! – произнёс лучник с сильным чужим выговором.
– Эге, нашёл дурака, чтобы вы и нас положили на острове, и деньги забрали? Нет, братцы лиходеи, давайте наших людей сюда, тут и поменяемся: мы вам деньги, а вы нам полонённых! – снова прокричал в ответ Сом. – Эти двое – их родственники, они готовы заплатить!
Так они препирались с татями некоторое время, то требуя показать полонников, чтобы удостовериться, что они живы, то настаивая на обмене на воде. Наконец терпение лиходеев лопнуло, и пущенная из лука стрела с тупым стуком вонзилась в борт.
– Теперь стрелять тепя! – прокричал лучник.
– Ладно, ладно, мы подплываем, – успокаивающе замахал воздетыми кверху руками не на шутку испуганный лодейщик, и они начали грести к островку.
– Еркинбей, не опускай руку в воду, там змея! – вдруг прокричал на хазарском муж, обращаясь к юноше. Тот испуганно вскрикнул, вскочил с места и ринулся к носу лодки, которая тут же зашаталась. Юноша дёрнулся, стараясь сохранить устойчивость, и… взмахнув руками, свалился в воду. Старший бросил весло, стараясь помочь молодому, а тот, вынырнув, беспомощно захлопал руками по воде и стал истошно орать тоже на хазарском, что он не умеет плавать. Судёнышко завертелось на месте, лодочник едва успевал удерживать равновесие. Взрослый хазарин в лодке не смог дотянуться до утопающего и прыгнул в воду сам. Стоявшие на берегу разбойники вначале загалдели, потешаясь над неумелыми купцами, а потом всерьёз забеспокоились, как бы вместе с суетливыми и бестолковыми людьми не утонул их уже такой близкий «заработок». На берегу появился четвёртый тать – русоволосый здоровенный муж. Он подталкивал впереди себя Стародыма со связанными за спиной руками, держа короткий ромфей у его горла. Сей тать тоже принялся кричать и советовать, как влезть на лодку, чтобы не перевернуть её, но тот, что с хазарским мечом, повелел ему молчать и крепче держать полонённого. На островке трижды прокричала кукушка, помолчала и ещё дважды кукукнула. Наконец, после долгого барахтанья и криков о помощи тощий хазарский юноша и его спаситель оказались в лодчонке и поплыли к берегу. Когда до песчаного берега осталось сажени три-четыре, лодка снова остановилась, и теперь заговорил муж в хазарском одеянии.
– Эй, послушай, как тебя, деньги здесь, где второй пленник? – с этими словами он запустил руку за пазуху и вытащил кошель, мокрый, как и он сам. – Пусть твой человек выведет на берег второго, и я брошу деньги тебе. – Сидевший на вёслах лодейщик невольно с удивлением взглянул на Ерофея и не узнал его, и не только потому, что он теперь рёк по-хазарски. В гордой осанке и злых синих очах, в повелительной речи сквозила родовая властная сила настоящего хазарского вельможи, который не привык, чтобы ему перечили, а выполняли повеления быстро и беспрекословно.
