– А что, брат Стародым, давно ходишь в море Русское? – спросил он после знакомства.
– Да уж, почитай, лет двадцать, а может, и все двадцатьпять – отвечал лодейщик. – Я-то ведь, когда рискнул пойти с товаром из Студёного моря в Русское, конечно, молод был, упрям, твёрдо верил, что все мели и переволоки кочем своим одолею и вернусь с победой да барышом великим, куплю себе поболее лодью… – Стародымовы очи подёрнулись пеленой воспоминаний, он глядел куда-то далече, только видать не в море, а в самое прошлое своей жизни.
– Так чего же не вернулся, иль беда какая стряслась в пути долгом? – спросил купец.
– Эх, стряслась, можно и так сказать! – крякнул лодейщик и загадочно улыбнулся. – Одну-таки мель я не смог преодолеть, так-то, брат Молчан.
– Что ж за мель такая непроходимая тебе попалась, что заставила остаться в Киеве?
– Дочь того самого лодейщика, по чьим записям мы нынче идём. Сам он тут, и его дед, и прадед каждый островок и течение в разную пору лета ведал.
Меж тем ветер покрепчал. Лодья, довольно широкобокая для небольшой длины своей, принялась, как говорят морские люди, «рыскать». Однако благодаря более длинному, чем у других, перу кормила, стойко держала заданное направление. Стародым о чём-то поговорил с кормщиком, и они решили схорониться от ветра на ночь под надёжной защитой круто изогнутого полу-дугой берега. Вошли в залив, и главный лодейщик велел кормчему править на сушу.
– Погоди, брат Стародым, – подошёл к нему, мягко ступая по верхнему настилу, Молчан, – давай для спокойствия пару моих охоронцев на берег отправим, а сами пока тут в заливе на якоре постоим.
Лодейщик поглядел на купца, потом на его троих работников и, хмыкнув, согласился, приказав кормщику подать сигнал о временной остановке остальным лодьям купеческого каравана.
Снова лодчонка с коча с Ерофеем, Скоморохом и Ерофеичем устремилась к берегу, который уже был готов к вечерней дрёме, созерцая как червоноликий, уставший за день Хорс медленно опускается в мягкие объятья морских волн.
Когда вернулись подручные купца, было уже темно, они о чём-то негромко поговорили у кормила, и Молчан подошёл к лодейщику.
– Хорош залив, да лепше мористее в другом месте на ночёвку стать. Охоронцы мои людей на берегу видели оружных, скорей всего, разбойники, что грабежом купцов занимаются.
– Добре, испытывать удачу в таком деле негоже, – согласно кивнул мореход. – Мягкая дрёма, да жесткая побудка, и так бывает. Чутьё у тебя, Молчан, что у матёрого волка на капкан.
– Так купец-то я уже немолодой, жизнь такая, – где товар, там и те, кто сим товаром поживиться желает, – рассудительно отвечал торговец.
А кормщик зажжённым факелом несколько раз замысловато махнул у борта, давая знак остальным лодьям не приставать к берегу, а следовать за ними.
Глава седьмая
Полидорус
Град стал вырастать из моря чудным белым кораллом, – отражая полуденное солнце, блистали роскошные беломраморные строения и дома попроще, сложенные из известняка. Но чем ближе подходил караван, тем выше поднимался и берег, скрывая город за бесконечно длинной стеной.
– Где ж тут у них пристань? – спросил Ерофеич у жилистого кормщика.
– Вот град сейчас останется от нас одесную, а мы войдём в залив, там место удобное, и от любого ветра укрытие надёжное.
Все сгрудились на верхнем настиле коча, провожая взорами проплывающий мимо чудный, а самое непривычное, весь построенный из камня град, и крепостную стену, которая с понижением берега становилась всё выше.
– А зачем такой высоченной стеной град от торговой пристани отгородили? – подивился любопытный Ерофеич.
– Так сей залив не только для торговцев удобен, а как войдут чужие воинские суда? Вишь, берег тут пологий совсем, – степенно отвечал кормщик, внимательно следя, чтобы не задеть какую чужестранную посудину. В заливе было тесно от разных судов, в основном греческих, тут и небольшие грузовые селандии, что в переводе с греческого означало «черепахи», и маленькие тариды – вспомогательные суда, и усиеры – небольшие грузовые суда, использующиеся для перевозки лошадей, были и арабские карабы с треугольными парусами, и прочие торговые посудины. Даже два больших греческих военных дромона отчего-то оказались в торговой гавани, занимая изрядно места. С трудом небольшой коч нашёл место у пристани, а остальные пошли по заливу далее, искать свободные места. Двум из их каравана это не удалось, и они стали на якоря посреди залива.
Едва коч приблизился к берегу и втиснулся меж двух греческих селандий, как тут же к нему подошли три мужа важного вида.
– Вот и сборщики подати пожаловали, – сокрушённо молвил Стародым, – хоть бы раз мимо проскочили…
Трое поднялись на борт. Один из сборщиков поздоровался со старшим лодейщиком, как с давним знакомцем, улыбнулся, даже похлопал его по плечу. В ответ Стародым сунул ему какой-то свёрток, и на вопрос грека, доброй ли была дорога, лодейщик вдруг молвил:
– Слава Исусу Христу, уберёг от разбойников и злых ветров! – и тут же размашисто перекрестился.
Оторопевшие изведыватели в растерянности раскрыли рты. Вот так Стародым, вот так свой новгородский помор! Когда же лодейщик повёл сборщиков показывать товар, то они узрели на его распахнутой груди серебряный крест на цепочке.
– Вот те на! – пробормотал изумлённый Скоморох, – а лодейщик-то наш – христианин! – они с Молчуном переглянулись.
В самом деле, пришедшие с пристани сборщики податей коротко поговорили со Стародымом, тихо о чём-то спросили, кидая взгляды на купца Молчана и его ватагу. Стародым что-то отвечал, улыбаясь и угодливо кивая. Изведыватели внутренне напряглись: неизвестно, чего ожидать от столь быстро поменявшего веру лодейщика.
– Стародым-то после случая с татями, кажись, заподозрил, что не простые мы купцы, – прошептал Молчуну Скоморох, глядя на снующие по заливу лодчонки и лодьи.
– Поглядим, – как всегда кратко ответил сотоварищ, – всем быть готовыми, в случае чего.
Но в этот раз, кажется, пронесло, сборщики, пересчитав бочонки и тюки, получив свою десятину, выдали Стародыму медный жетон с крестом и покинули коч, спеша к большому арабскому кораблю с двумя мачтами.
Уже выгружая товар на хорсуньской торговой пристани, Скоморох, хитровато прищурившись, спросил:
– Скажи, брат Стародым, а ты вроде как не упоминал по дороге сюда имени Христа, а всё больше Перуна, да Велеса со Стрибогом?
Лодейщик в волнении потёр привычным движением вспотевшую лысину и, бегая очами по сторонам, тихо, почти шёпотом, молвил:
– Вы, братцы, про то никому не сказывайте, я вам во всём помогу, и в ксенодохион вас устрою по хорошей цене, да я тут всё знаю. Здесь ведь греки сплошь христиане, с язычников пошлину большую берут, чем со своих единоверцев, да и вообще к христианам отношение совсем другое, – краснея, оправдывался хозяин кочмара.
