Рассекла русская Лодия хазар надвое и соединилась с горячими конниками воеводы. Будто болотные дивы стали выходить из трясины новгородские воины и включаться в рубку. Теперь в двух отдельных котлах оказались заключены хазары, и чем туже стягивались ряды новгородцев, тем меньше толку было от зажатых в тесной толчее батыров. Часть хазар, что оказалась у болота, ринулась по казавшимся спасительными тропам, но вскоре их кони стали вязнуть, и путь к спасению обернулся путём к гибели. Не знающие болот, не обращавшие в горячке бегства никакого внимания на торчащие тут и там вешки, хазары кидались в вязкую грязь и гибли от стрел и копий теснивших их новгородцев, и от цепких объятий ненасытного болота.
Другая часть окружённых хазар напрягала все силы, чтобы вырваться из русского кола и уйти подальше от поля сражения, которое так неожиданно из победного превратилось в смертельную западню. Наконец, самый отчаянный молодой бек с полками храбрых итильцев выстроил Русскую Ладью, в центре которой был хан Исмаил с верными батырами и алел плащ византийского стратигоса. Стремительно пошла Ладья, крошилась и таяла по краям, но продвигалась вперёд. Наконец, ей удалось выйти из Русского Коло. Место становища Бека было пустым, и тархан вздохнул с облегчением: осторожный владыка со своими лариссиями уже давно покинул место сражения. Будто горох из разорвавшегося мешка, потекли остатки хазарских конников по искромсанному тысячами конских копыт, усеянному трупами людей и коней полю.
Ольг огляделся по сторонам, крикнул во всю мощь своего голоса:
– Бобрец, бери конную полутьму и за хазарами, я здесь! – Он не стал преследовать врагов, а кинулся со своей уже поредевшей личной сотней разыскивать Рарога, прорубаясь к тому месту, где, как подсказывало чутьё, должен быть князь.
* * *
Бобрец, полутемник княжеской конницы, скакал впереди на добром ободритском коне, которого сам выбрал в Вагрии. Хазары вытянулись по полю нестройным текучим языком, на острие которого был тархан Исмаил и его личные охоронцы. Каким-то чудом их дивные кони проскочили усеянное трупами людей и лошадей поле, даже не споткнувшись на полном скаку. Рарожичи пустили в ход свои сложные луки, стрелы разили беглецов, но кони у хазар были великолепны, даже на подъём они неслись почти так же, как и по ровному полю. Хазары устремились вверх по склону в сторону своего недавнего лагеря, где на самом высоком месте ещё белел распластанный по земле шатёр Бека. Вдруг наперерез им из лагеря понеслись вниз в довольно узкий проход между двумя возвышенностями несколько огнищанских возов. В этот миг Бобрец догнал одного хазарина, второго, из тех, что скакали последними, его меч справно сделал привычную работу. Полутемник снова бросил взгляд вперёд, сейчас ему всё было видно как на ладони. Тархан с охоронцами таки успел проскочить перед самыми оглоблями огнищанских возов, но скакавшему за ними стратигосу с остатками воинов пришлось объезжать вдруг возникшую преграду, поднимаясь по более крутому склону, началась сутолока, конники смешались, иные, на полном скаку объезжая преграду с другой стороны, влетели в болото.
– Давай, братья, борзо, сейчас настигнем, стрелами доставай! – крикнул на скаку полутемник. Он с удивлением успел заметить, как крупного сложения возница одним движением опрокинул один воз, потом другой. Что-то знакомое было в этом богатырском деянии, но думать было некогда, Бобрец уже скрестил меч с хазарским палашом. Когда он прорубился ближе, то узрел, как двое хазарских возниц – тот самый крупный и второй помельче, похожий на подростка, – отбиваются от хазарских конников, которые пытаются пробиться меж тремя опрокинутыми на бок возами. Когда полутемник русов и его воины, кроша убегающих хазар, достигли перевёрнутых возов, то Бобрец от радости заорал так, что оставшиеся в живых вражеские воины, скучившиеся перед возами, начали сдаваться.
– Сила, братья, это же наш богатырь Сила!!!
– Сила, жив! – мгновенно пронеслось по скачущим в погоню русским полкам. Те хазарские воины, что успели проскочить, услышав сзади непонятный, но радостный возглас урусов, ещё крепче стеганули своих полудиких коней, а окружённые и прижатые к возам стали бросать оружие. Конники занялись пленными, и погоня прекратилась. Бобрец меж тем сиганул прямо из седла на воз, за которым ещё стоял разгорячённый битвой богатырь, продолжая сжимать в руке какое-то странное огромное копьё.
– Будь здрав, брат, пропажа наша! – закричал он, обнимая Силу. – Ну и намолотил ты тут хазар, что зерна на току! – оглянулся он на кучи тел воинов и коней. – А где копьё-то это взял, сроду такого огромного не видывал, али хазары под твою богатырскую руку сотворили?
– Да нет, – смущённо ответил, улыбаясь, могучий ободрит, – это я опору от шатра бека прихватил, копья у них больно тонки, мечи легки, а супротив такого оружия никто из них, – он кивнул на лежащих перед возами хазар, – ничего возразить не смог.
– Брат, а что это за хазарин с тобой? – кивнул полутемник на стройного хазарского юношу со щитом и лёгким палашом в руках.
– Это не хазарин, – отчего-то смутился богатырь, опустив своё необычное оружие. Молодой воин между тем вложил свой палаш в ножны, а потом снял с головы кожаный шлем. Бобрец изумлённо охнул и тут же сел на забрызганный кровью бок воза, а его воины враз замолчали.
– Вот те на, да это же девица! – удивлённо хлопая ресницами, растерянно молвил молодой ободритский сотник, когда по плечам «юноши» рассыпались чёрные длинные волосы.
– Неужто хазарка? – с некоторым опасением спросил сотник.
– Булгарка она, меня от смерти верной спасла, – глядя на свою спутницу враз потеплевшими очами, молвил Сила.
– Серпике из рода сувар, всегда воевать с хазары за свой земля, теперь воевать вместе с Силмук… – отозвалась девица.
– Видали, братья? – восторженно вскричал Бобрец, – наш Сила мало что сам из полона ушёл, так ещё и невесту себе прихватил, да какую, вот богатырь так богатырь!
* * *
Ольг нашёл Рарога лежащим на плаще, вокруг суетились воины. Шлем с отметинами вражеских мечей лежал рядом, окровавленная и в нескольких местах посеченная кольчуга ещё не была снята, очи князя были закрыты.
– Жив? – воскликнул воевода, бросаясь к лежащему Рарогу.
– Жив, но без памяти, долго ли протянет, неизвестно, на теле раны рубленые, и голова… – старый воин кивнул на повреждённый шелом, – после таких ударов редко выживают.
– Где полутемник, что по моему велению должен всегда с князем быть? – строго спросил Ольг у княжеского стременного.
– Погиб он, – с трудом, превозмогая боль и головокружение, ответил раненный в десницу стременной. – Князь нас всех собрал: охоронцев, посыльных и стременных, и носились мы с полутьмой конницы то в одно место сечи, где ворог окружать нас начинал, то в другое. – Стременной пошатнулся и, чтобы не упасть, сел на истерзанную землю. – Князь сам во главе первым хазар бил, будто сокол, истинно Рарог!
Ольг стоял над недвижным телом боевого побратима, сражённый отчаянной душевной болью и одновременно мыслью о том, что когда-то, у Священного Дуба, он уже видел это поле и лежащего на земле бездыханного Рарога. Значит, то было не наваждение. И сейчас, устремившись в глубь прошлого, Ольг явственно узрел себя, Рарога и старого волхва Ведамира стоящими у Дуба Прави. – Отче! – с нервной дрожью возопил внутренний голос. – Отчего в самый тяжкий миг я не узрел вещего кельтского креста?
