– Что же тогда произошло? – спрашиваю я.
Он качает головой и говорит: несчастный случай, ужасное стечение обстоятельств.
Найти Николаса Келлера оказалось нетрудно. Во всех Соединенных Штатах их оказалось двадцать, и только двое жили в Иллинойсе.
Он был первым, кому я позвонила. Угадала с первой попытки. Поездка из Андерсонвилля в Гайд-Парк заняла добрых час двадцать минут: надземка, два автобуса и полмили пешком.
Я ждала до вечера, когда он наверняка вернется домой с работы. На LinkedIn я узнала, что Николас Келлер – финансовый консультант. И вот я уже звоню ему в дверь. Какое-то время мы ведем светскую беседу, а потом я называю причину своего визита. Он кажется мне довольно строгим малым; не такого жениха Келси Беллами я себе представляла. Что ж, как говорится, противоположности сходятся.
– Я училась с Келси в начальной школе, – вру я, – в Уинчестере.
– Вы из Уинчестера? – спрашивает он.
Я киваю: да, из Уинчестера, штат Массачусетс.
– Вперед, «Ред Сокс»! – добавляю я, потому что знаю про Бостон только то, что там неплохая бейсбольная команда. А вспомнив «Бостонское чаепитие» из истории, предполагаю, что бостонцы, наверное, любят пить чай…
– У вас совсем нет бостонского акцента, как у Келси, – замечает он, и я говорю, что мой отец военный и в Массачусетсе мы прожили недолго.
– Форт-Девенс? – уточняет он, и я киваю, хотя понятия не имею, с чем я, собственно, соглашаюсь. Рассказываю, что мы с Келси вместе учились в четвертом классе.
– В четвертом или… – Я притворяюсь, будто задумываюсь. – Может, в пятом? Точно не помню.
Я быстро окидываю взглядом квартиру: она совершенно мужская. Настоящая холостяцкая берлога.
По словам Николаса, они с Келси собирались поселиться здесь вместе после свадьбы. Они купили эту квартиру, но, пока в доме шел ремонт, жили раздельно, в разных частях города. Келси жила в Андерсонвилле, а он – в Бридж-Порте. В первый раз, когда они увидели этот дом, он был довольно жалким – бывший склад, в котором сделали перепланировку и устроили лофты. И все же там было все, что они искали в новом доме: просторные комнаты, трубы, выведенные наружу, толстые кирпичные стены, деревянная обивка. Келси дом сразу понравился – правда, она не успела увидеть, во что все превратилось. Она умерла. Сейчас жилище Николаса представляет собой скудно обставленное пространство с грязными тарелками в раковине и грязным бельем на полу. Жених Келси безутешен.
Они уже назначили дату свадьбы. Келси даже платье купила, и он показал его мне – простое платье из тафты. Оно висит во втором встроенном шкафу; если не считать платья, шкаф пуст. Платье голубое, потому что, по словам Николаса, «для белого она была слишком нонконформисткой». Он произнес последнее слово не осуждающе, а романтично. Возможно, он и полюбил Келси за ее нонконформизм. Как грустно! Они уже заказали зал для трехсот с лишним гостей – надеялись, что все приедут к ним на свадьбу. Правда, они еще не решили, куда поехать на медовый месяц. Выбирали между Румынией и Ботсваной.
– Келси не любила валяться на пляже в бикини, – говорит Николас. – Такое не для нее, – поясняет он, и я говорю, что понимаю. На самом деле я ничего не понимаю. Правда, я видела «готическое» фото, где Келси с головы до ног в черном и обратила внимание на ее белую, как у альбиноса, кожу, что наводит на определенные мысли.
– Конечно, прошло уже много времени, – говорю я, – но я только что узнала про Келси. Мне так жаль! Мы с ней много лет не поддерживали отношений. Понимаю, что не нужно было этого делать, но мне показалось, что я должна заехать к вам и выразить свои соболезнования.
Потом он усаживает меня за кухонный стол со стеклянной столешницей и рассказывает про аллергию на арахис.
– Как вы меня нашли? – спрашивает Николас. – Он ничего не подозревает, он в самом деле хочет узнать.
– Через знакомых знакомых. – Я сама понимаю, до чего неубедительно звучит мой ответ.
– Через Джона? – предполагает он. – Джонни Аккер… – Я киваю: да, совершенно верно. Он сам мне помог.
– Так я и думал, – кивает Николас. – Только его я и помню по начальной школе, в которой училась Келси. Трудно представить, что они все эти годы поддерживали отношения.
– Да, что и говорить.
В квартире есть снимки Келси. Те же иссиня-черные волосы и «размытый» макияж, та же белая кожа, но на этих фотографиях готика чуть приглушена. В ней была изюминка, это несомненно. Сразу видно: девушка с характером. И любила черный цвет. Однако никаких черепов и скрещенных костей, никаких корсетов или жутких черных «викторианских» ботинок. Никакого стимпанка или эмо. Просто черное. На многочисленных снимках я вижу Келси и Николаса у статуи Свободы, в Большом каньоне, наверху горы Пайкс-Пик в Колорадо. Выглядят они полными противоположностями: он чопорный и правильный, она – как раз наоборот. А еще сразу видно, что они были влюблены друг в друга.
– Мне позвонила ее соседка, – вспоминает Николас, и его глаза снова наполняются слезами. – Сказала: «Что-то не так… Она не дышит. Келси не дышит!» Я сразу понял, что произошло, и велел: «Найди ее „Эпипен“. Ей нужен „Эпипен“!» А она все повторяла: «Уже поздно. Слишком поздно, Ник!» Одно и то же, снова и снова. Тогда Келси уже умерла…
Я не выдерживаю и плачу. Обычно я не такая плакса. Я не рыдаю в голос. Но меня настолько захватывают чувства – злость, страх, печаль, – что я заливаюсь слезами. Мне хочется посмотреть Эстер в глаза и спросить: «Что ты наделала? Как ты могла так поступить с Келси?»
– Простите меня. – Николас похлопывает меня по руке и протягивает бумажный платок. – Вам тоже тяжело. Иногда я забываю, что она оставила не только меня.
– Она съела арахис? – спрашиваю я, когда наконец беру себя в руки настолько, что могу говорить.
– Да… – отвечает Николас. – Нет… – И наконец признается: – Арахисовую муку.
Он рассказывает мне о блюде, которое готовила Эстер. Соевый соус. Рисовый уксус. Арахисовая мука. Я столько раз его ела! Живо вспоминаю тот день, когда взяла у нее сушеный укроп. Помню, как усталая Эстер вернулась домой после вечерних занятий, и голос у нее сделался как у Ганнибала Лектера: «Сушеный укроп стоит здесь. А арахисовая мука здесь», и она стучит банками и пакетами, и темно-желтая мука рассыпается по полке. Тогда я подумала: она расстроилась из-за того, что я взяла у нее сушеный укроп.
Тогда мне в голову не закралось ни тени сомнения. Но сейчас… Выходит, дело было вовсе не в укропе.
– Произошла ошибка. Несчастный случай, – говорю я, и он кивает, правда не слишком уверенно. Ошибка. Несчастный случай.
Но так ли это?
– Они что-то пили, – говорит Николас. – Коктейли «Маргарита». Обе слегка перебрали. Соседка Келси уверяла, что всегда заменяла для Келси арахисовую муку пшеничной. Всегда! Но не в тот раз. В тот раз она забыла… – И он повторяет: – Они перебрали.
