По странной иронии судьбы группа военных во главе с начальником Генштаба финской армии генералом Хейнрихсом вылетела из Хельсинки в Зальцбург в те самые часы (вечером 24 мая 1941 г.), когда в кабинете Сталина проходило совещание высшего военно-политического руководства страны с командованием западных округов. В ходе трехдневных переговоров с немецкими генералами, в том числе – с начальником штаба оперативного руководства генерал-полковником А.Йодлем, финны были проинформированы о конкретном содержании оперативных планов войны на северном фланге советско-германского фронта. Никаких документов и совместных решений принято не было, более того, Хейнрихс и не имел полномочий на подписание каких-либо соглашений (22, 26, 65).
3 июня в Хельсинки для совещания с Хейнрихсом прибыли два немецких полковника: начальник штаба армии «Норвегия» Бушенхаген и представитель штаба Верховного командования Кинцель. Начальник штаба армии в звании полковника – едва ли это тот уровень, на котором могли заключаться военные союзы двух государств. 6 июля в немецком городе Киль состоялось совещание военно-морских командиров, на котором Германию представлял вице-адмирал Шмундт, а Финляндию – коммодор Сундман. Ни официальных, ни секретных договоров в ходе этих совещаний заключено не было (по крайней мере их так и не удалось обнаружить).
По версии, изложенной в мемуарах Маннергейма, финская сторона отказалась тогда брать на себя какие-либо обязательства:
«Из его (Бушенхагена) заявлений в Генштабе стало ясно, что на этот раз в его задачу входило, с одной стороны, проведение переговоров о практических деталях возможного сотрудничества в том случае, если СССР нападет на Финляндию, а с другой – получение гарантий того, что Финляндия выступит в войне в качестве союзника Германии. Я проинформировал об этом президента республики, и он заверил, что его позиция остается прежней. После чего я сообщил полковнику Бушенхагену, что мы не можем дать никаких гарантий относительно вступления в войну. Финляндия решила оставаться нейтральной, если на нее не нападут» (22, стр. 372).
Ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию какими-либо документальными свидетельствами пока не удалось. Тем не менее реальный ход дальнейших событий однозначно свидетельствует о том, что стороны не ограничились одним только взаимным информированием. Подтверждением такого вывода является начавшаяся 7 июня 1941 г. передислокация немецких войск на территорию Финляндии.
Первой границу между Норвегией и Финляндией пересекла моторизованная бригада СС «Норд». К 6 июня бригада была сосредоточена в районе норвежского порта Киркенес, а затем по «арктическому шоссе» Петсамо – Рованиеми за три дня вышла в район сосредоточения. 169-я пехотная дивизия вермахта в течение 5–14 июня морским путем была переброшена из Германии в финский порт Оулу, а оттуда по железной дороге перевезена в район Рованиеми. Бригада СС «Норд», 169-я пехотная дивизия и приданные им части (включая танковый батальон, вооруженный трофейными французскими танками) были сведены в 36-й армейский корпус (36 АК), которому предстояло наступать по линии Салла – Алакуртти – Кандалакша. Вплоть до утра 22 июня 1941 года 36 АК был единственным соединением немецких сухопутных войск на территории Финляндии. Единственным.
Утром 22 июня горнострелковый корпус генерала Дитля (2-я и 3-я горнострелковые дивизии) перешел норвежскую границу, взял под свой контроль Петсамо и начал выдвижение в исходный для наступления на Мурманск район у советско-финской границы. Таким образом, к 25 июня 1941 г. на территории северной Финляндии находилось уже четыре немецкие дивизии.
Единственная на территории южной Финляндии дивизия вермахта (163-я пехотная) получила приказ на выдвижение из норвежского Осло только 26 июня 1941 г. Пройдя через шведскую территорию, 163 пд пересекла передовыми частями финскую границу в районе Торнио только 28 июня, т. е. уже после начала 2-й советско-финской войны. Дивизия была дислоцирована в Йоэнсу и включена в состав резерва главного командования финской армии (65, стр. 169–171).
Таковы факты.
На основании этих фактов можно сделать следующие выводы. Во-первых, до рубежа мая – июня 1941 г. ситуация была вполне многовариантной. Никаких обязывающих соглашений (пусть даже тайных, пусть даже подписанных на уровне полковников и генералов) между Германией и Финляндией не было. Во-вторых, и это несравненно более значимо, главной военной силой на территории Финляндии была финская армия. Именно это обстоятельство имело решающее значение в той обстановке, которая сложилась в Европе на втором году мировой войны. Две (затем четыре) немецкие дивизии, развернутые в Заполярье, были отделены от южной Финляндии (т. е. от столицы государства, основных промышленных центров и 9/10 населения) тысячекилометровым пространством, причем севернее железнодорожной ветки Кеми – Рованиеми – Салла среди безлюдной лесотундры тянулась одна-единственная автомобильная дорога. Ни о каком военном, силовом давлении немцев на финское руководство в такой ситуации не могло быть и речи.
Более того, все снабжение группировки немецких войск (от продовольствия до боеприпасов) держалось на коммуникациях, проходящих по контролируемой финской армией территории. Местные ресурсы (проще говоря – деревенские мужики, у которых можно было силой отобрать еду в количестве, достаточном для обеспечения 50-тысячной группировки войск) в северной Финляндии отсутствовали. Даже при наличии союза (явного или тайного) с Финляндией снабжение немецких войск в Заполярье представляло собой огромную проблему. Единственная автомобильная дорога от Рованиеми до Петсамо имела протяженность в 530 км, и немецкие автоцистерны на этом пути расходовали бензина почти столько же, сколько могли перевезти (65, стр. 173). Реально немецкие войска в Заполярье могли решить только ту задачу, для которой они и были развернуты: занять с согласия финского руководства район Петсамо и попытаться захватить Мурманск и Кандалакшу. Ни о каком решающем влиянии этой крайне малочисленной группировки войск на принятие политических решений в Хельсинки не могло быть и речи.
В этом отношении Финляндия находилась (реально, а не в связи с теми или иными бумажными соглашениями) в качественно другом положении, нежели восточноевропейские союзники Германии (Словакия, Венгрия, Румыния, Болгария). Территории этих стран к 22 июня 1941 г. или уже были фактически оккупированы вермахтом, или могли быть в любой момент заняты немецкими войсками. Пример Югославии, которая в начале апреля 1941 г. попыталась было выйти из Тройственного пакта, предельно ясно показывал – какой будет реакция Гитлера на первые же признаки неповиновения.
У всякой медали есть две стороны. Указанный выше основополагающий факт (главной военной силой на территории Финляндии была финская армия) свидетельствует как минимум о двух обстоятельствах. С одной стороны, решение о вступлении в войну против Советского Союза было принято в Хельсинки, и именно финское руководство несет за него ответственность. В этом смысле нельзя согласиться с выдвинутой рядом финских историков концепцией «бревна, увлекаемого водным потоком». Именно в конце весны 1941 года, именно в тот момент, когда две тоталитарные диктатуры приготовились вцепиться друг другу в глотку, у Финляндии появилась определенная возможность для политического маневра, для принятия самостоятельных решений.
