Много лет назад в том хеттском гроте Рамзес, мечтая о кубке с эликсиром, был убежден, что его поступки как фараона всегда угодны богам. Ну а если эта жидкость, эта магическая смесь принадлежит хеттскому богу, что ж, Рамзес вполне вправе похитить ее.
– В тот момент мне следовало бы подумать про Эдит и про моего сына, – вздохнул Эллиот. – В этой жизни я отделен от них навеки. Кроме того, я не уверен, что поступок мой понравится нашим местным богам, которым поклоняются у нас в Британии.
– Все это чушь и пустая болтовня, Эллиот, – отрезала Джулия. – Сейчас вам просто нужно подумать, как позаботиться о своих близких.
– Это верно, – согласился Рамзес. – Но теперь у вас впереди ваши дела в Монте-Карло. Я тоже хотел бы когда-нибудь побывать там. Я хочу увидеть весь мир.
– Да. Кстати говоря, я собираюсь уехать отсюда сегодня же ночью, – сообщил граф. – Мне кажется, мои выигрыши здесь, в Венеции, уже начали привлекать к себе ненужное внимание.
– Но вам же не угрожает опасность? – встревожилась Джулия.
– О нет, нет, ничего такого, – ответил Эллиот. – Просто полоса удач в игре с джентльменами, но я не собираюсь закреплять успех. А еще я должен сказать, что мне вас будет не хватать. Вас обоих. Я буду ужасно по вам скучать.
– Но вы ведь, разумеется, приедете в Лондон, не так ли? – забеспокоилась Джулия. – Я имею в виду, на торжество по случаю нашей с Реджиналдом помолвки. Вы же знаете, что я пообещала Алексу, что они с Эдит смогут устроить этот праздник в вашем поместье? Они сделают это для нас. Они так хотят, чтобы мы были счастливы.
– Торжество по случаю нашей помолвки, – проворчал Рамзес. – Какие странные обычаи. Но, если так хочет Джулия, я готов пойти и на это.
– Да, я в курсе, они оба говорили мне об этом. И для меня большая честь, что вы предоставили нам такую возможность. Я постараюсь там быть, но не уверен, что мы увидимся уже так скоро. В любом случае, Джулия, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы были так добры по отношению к моему Алексу.
Рамзес заметил, что слова эти были сказаны совершенно искренне, без обычной для графа насмешки. Как это называется у европейцев? Сарказм? Цинизм? Он не мог сейчас этого припомнить, понимал только, что граф Резерфорд любил Джулию, любил своего сына Алекса, и ему теперь было грустно оттого, что его сын и Джулия уже никогда не поженятся, однако он стойко принял это и смирился.
Хотя на самом деле молодой Алекс Саварелл уже вполне оправился после своей неудачи с Джулией. В настоящее время он тосковал по загадочной женщине, с которой познакомился в Каире, по безымянной роковой женщине, в которую влюбился, по женщине, которая могла бы убить его так же легко, как убивала многих других, – по Клеопатре, так жестоко пробужденной от вечного сна чудесным эликсиром.
Размышляя над этим, Рамзес в который раз ощутил раскаяние. «Всю мою жизнь, сколько бы она ни длилась, куда бы я ни шел, этот грех всегда будет на мне…»
Но вечер был слишком хорош, жареная дичь на блюде перед ним – слишком аппетитна, а венецианский воздух – слишком влажен и сладостен, чтобы сейчас думать о таких вещах. Он не грустил, что им придется вернуться в Англию на это торжество. Он хотел увидеть эту страну вновь – английские леса и зеленые долины, знаменитые английские озера, и вообще ту Англию, которую он еще не видел.
Где-то рядом небольшой оркестр заиграл один из тех романтичных вальсов, которые так нравились Рамзесу; и хотя места для танцев в этом ресторане не было и мелодию выводило всего несколько скрипок, музыка звучала все равно восхитительно.
О да, Рамзес, запомни навсегда этот момент, когда вкрадчиво играет музыка, твоя любимая улыбается тебе, а рядом с тобой твой новый друг Эллиот; какое бы будущее ни ожидало тебя, никогда больше не поддавайся мраку, не уступай мертвому сну, не беги от реальности. Потому что этот мир слишком чудесен, чтобы можно было такое допустить.
Через час они распрощались с Эллиотом в суматошном фойе отеля, после чего поднялись в свой номер.
Джулия сорвала с себя свою стесняющую движения мужскую одежду. Вырвавшись из нее, словно розовый цветок из белого футляра, она бросилась в его объятия.
– Моя царица, моя бессмертная царица, – простонал он.
К глазам его подкатили слезы. Он позволил ей снять с него пиджак и отбросить его в сторону и расстегнуть его плотно облегающую обременительную рубашку.
Оставшись обнаженными, они упали, не выпуская друг друга из объятий, в постель, пропахшую ароматами дождя и яркого итальянского солнца, под доносившееся в окно проникновенное пение гондольера.
«Она никогда не умрет, как умрут все остальные», – думал Рамзес, целуя ее волосы, грудь, ее гладкие ноги, нежную кожу ее изящных рук.
Она не умрет никогда, как умерли все смертные женщины, с которыми он когда-то сражался в темноте спален.
– Моя Джулия, – с придыханием шептал он.
Когда он вошел в нее, лицо ее вспыхнуло, на нем выступили капельки пота, к щекам прихлынула кровь, мягкие губы расслабленно приоткрылись, а веки чуть прикрыли заблестевшие глаза. Капитуляция при абсолютном доверии к нему, при том, что она теперь была так же могущественна, как и он сам. Кончая, он крепко прижал ее к себе.
«Спасибо тебе, спасибо, бог эликсира! Благодарю тебя за мою благословенную супругу, которая будет жить столько же, сколько и я!»
* * *
Настало раннее утро, а ему так и не удалось крепко заснуть. Да, он время от времени дремал, отдыхал, но не спал, хотя его Джулия спала, уютно устроившись и разбросав блестящие волосы по подушке, розовая, точно букет роз, стоявший в вазе напротив. Он вновь выглянул в окно на темные воды канала внизу, а потом перевел взгляд на темное еще небо, усыпанное загадочными угасающими звездами. Когда-то, будучи фараоном, он думал, что после смерти отправится куда-то туда, на одно из этих бессмертных небесных светил. А сейчас он знал всю правду про эти звезды, согласно современным представлениям о бесконечных просторах космоса и об их крошечной Земле, такой незначительной в масштабах Вселенной.
Он снова подумал о Клеопатре, об этом чудовище, которое он пробудил от смерти. Он своими глазами видел яркую вспышку от взрыва бензина, когда ее машина на полном ходу врезалась в движущийся поезд.
«Прости меня, кем бы и где бы ты сейчас ни была! Я не знал, что так получится. Я просто не знал».
Он молча вернулся босиком по полированному полу к будуару, где среди подушек и смятых покрывал оставил Джулию.
– Зато эта жива, – тихо прошептал он. – Она жива, она любит меня, между нами прочная связь, которая придаст мне сил, чтобы я смог простить себе все остальное.
Он поцеловал ее в губы. Она вздрогнула и открыла глаза, а он все продолжал целовать ее – ее шею, плечи, теплые груди. Его пальцы нащупали ее соски и крепко сдавили их, в то время как он целовал ее приоткрывшийся рот. Прижимаясь к ней, он чувствовал нарастающее тепло у нее между ног. «Навсегда, навсегда с ней. Наше будущее будет таким же блистательным и волшебным, как этот миг. Новые открытия, восторг и изумление перед чудесами этого мира и любовь, любовь без конца».
