– Пойдем со мной, Клеопатра. Позволь нам освободить тебя без того, чтобы лишать тебя жизни. И лишать жизни Сибил Паркер.
– Сибил, – прошептала она, и в глазах ее мелькнула злоба.
Он слишком поздно понял, что использовать имя Сибил в такой ситуации было ошибкой. Он наивно полагал, что Клеопатра испытывает к мисс Паркер такие же теплые чувства, как и Сибил – к царице Египта. В кривой ухмылке Клеопатры он с тревогой заметил лишь зависть и озлобленность.
– О, ну конечно. Шелковые простыни. Большой камин с танцующим в нем пламенем. Она ведь с вами, не так ли? И спасение, о котором она говорила. Так значит, это был ты, Рамзес. Теперь мне понятно. Я понимаю, зачем ты пришел сюда. Она ведь очень красива, эта Сибил Паркер. Золотистые волосы, белая кожа. Наверное, в ней ты находишь все то, что в свое время любил во мне. Да еще она и обладает моей истинной душой, моей кочующей душой, покинувшей это тело две тысячи лет тому назад. Ты явился сюда, чтобы спасти не меня, а ее!
– Твои страдания ослепляют тебя… – покачал головой Рамзес. – Мы все являемся жертвами, жертвами могущественных таинственных чар. Так почему бы нам не помогать друг другу?
– Довольно, Рамзес! Довольно твоей жалости. Довольно покаяний и угрызений совести. Если это мои последние дни в здравом рассудке, то я хочу прожить их так, как сама считаю нужным.
– Клеопатра!
Он рванулся к ней.
Но она бросила в него кольцо, так что его содержимое взмыло в воздух желтым облачком.
Вскрикнув, он отскочил к противоположной стене, но сквозь дымку оседающей на пол желтой пыли успел заметить, как она скрылась в проеме следующей двери, ведущей в сторону выхода из особняка.
Он последовал за ней.
Он увидел ее бегущей через большую гостиную. И не понял, куда она направляется, поскольку дверей там больше не было.
– Клеопатра! – попробовал он остановить ее.
Она обернулась, и глаза их встретились.
– Оставь меня в покое, Рамзес! – крикнула она. – Ты возродил меня к жизни, не задумываясь над тем, кем я стану. И теперь я обречена. У тебя есть только один способ загладить свою вину передо мной – оставить меня в покое!
* * *
Увидев, что от ее слов он застыл на месте, она развернулась и побежала. Он беспомощно смотрел, как она прыгнула в ближайшее окно, а на пол между вздымающихся штор посыпались большие осколки разбитого стекла.
Если Клеопатра будет продолжать в том же духе, остальные ее тоже не поймают. Джулия с Актаму находились на дальнем краю поместья: Джулия охраняла Актаму, который в трансе от воздействия волшебного порошка управлял действиями своры собак.
Позади послышались чьи-то шаги, и Рамзес оглянулся. Энамон нес на руках, казалось бы, безжизненное тело Сакноса. Рамзес знал, что окончательно сломили сопротивление первого министра не собаки, а порция успокаивающего средства с кинжала Энамона; действие этого зелья будет продолжаться несколько часов, после чего дозу нужно будет повторить. Глубокие порезы и раны, которые псы оставили на руках и лице первого министра, уже начали заживать.
– Я должен принести его к царице прежде, чем он проснется, – сказал Энамон.
– Ты имеешь в виду, что преследовать Клеопатру мне придется одному? Это ты хотел сказать?
Ничего не ответив, Энамон скрылся за дверью; поступь его была упругой и уверенной, как будто Сакнос был легким как пушинка.
Рамзес продолжал стоять, уставившись на разбитое окно.
Стоило лишь ему только взглянуть на Клеопатру, как весь его боевой пыл пропал.
Он был не готов к ее идеальному сходству с его прежней, любимой Клеопатрой. И был не готов увидеть ее мучения и отчаяние.
Ее последние слова разрывали ему сердце.
Как может он позволить себе отказать ей в просьбе дать прожить ей последние свои дни в здравом уме так, как она того хочет? Да и вряд ли он теперь ее отыщет. И вряд ли он может при этом надеяться использовать ее связь с Сибил. Даже если предположить, что это удастся, хватит ли у него мужества и самообладания на то, чтобы смирить Клеопатру в ее безумии, заключив ее в губительную темноту – так, как грозился сделать Сакнос, но для ее же пользы? Или ему нужно просто отпустить ее странствовать по миру, отпустить раз и навсегда?
Но сможет ли он когда-либо успокоиться, если она так и не обретет покой?
38
Неторопливой трусцой они молча бежали через лужайку плотной стаей. На фоне горящих окон особняка они вначале показались Джулии просто плотным сгустком темноты. Но затем постепенно уже стали различимы их отдельные очертания.
Джулия вышла из машины, в которой на черном кожаном сиденье в полубессознательном состоянии лежал Актаму.
Миссия, очевидно, была завершена, иначе зачем еще Актаму мог привести этих псов к их убежищу?
Джулия старалась следовать за ними на безопасном расстоянии, несмотря на то что они не могли переключить свое внимание на нее, поскольку до сих пор находились под властью Актаму. С помощью порошка из «ангельского соцветия» он непонятным образом мог контролировать их поведение и видеть мир их глазами. Это было потрясающе, потому что ему приходилось управлять одновременно пятнадцатью мастифами.
Во время их долгого пути до Парка Хэвилленд Джулия засыпала Актаму вопросами об этом чуде, о том, как именно он собирается использовать собак Сакноса против их хозяина, и что это за чары, под действием которых Актаму не сможет ни слышать, ни разговаривать. Однако Актаму не мог толком объяснить ей, как работает порошок из «ангельского соцветия» и как он собирается установить контакт с пятнадцатью псами, чтобы управлять ими посредством какой-то мистической силы. Он просто повторял ей, что сможет это сделать и что, когда он через решетку бросит в яму мясо, предварительно хорошо обваляв его в волшебном порошке, он сумеет всех этих монстров держать в повиновении.
Джулия находила это очередным захватывающим откровением из массы других потрясающих откровений, к которым наряду с остальными могущественными бессмертными теперь была причастна и она; этот новый для нее мир настолько отличался от ее прежней жизни, что она не могла до конца разгадать его, как ни старалась. На самом деле она уже не была Джулией Стратфорд – и прекрасно понимала это, – а ее хрупких связей с Лондоном, каким он был в 1914 году, с каждым днем становилось все меньше и меньше.
И вот сейчас, в темноте, она медленно шла по траве за этими зачарованными животными без страха, но проникшись благоговейным трепетом; тайна «ангельского соцветия» не отпугивала Джулию, ею руководило лишь одно желание – проникнуть в нее как можно глубже.
Зрелище того, как стая огромных собак, двигаясь как единое целое, молча направлялась в ночной тишине к дверям своего логова, завораживало ее. Завораживало не меньше, чем то, как они каких-то полчаса назад одна за другой выскакивали из своей зловонной ямы.
