Путь далек у нас с тобою, Веселей, казак, идем! Вьется наше знамя боевое. Мы всех зотовцев убьем.
Казаки, в путь, в путь, путь! Мы за Дудко родного Убьем зотка любого. Вперед! Вперед! Вперед! Дудковцы, вперед!
Мы живем в стране счастливой, Смотрим соколом в строю. А зотков, имперьялистов лживых, Победим в любом бою.
Казаки, в путь, в путь, в путь! Мы за Дудко родного Убьем зотка любого. За женщин и детей, И старых людей.
Пусть зотки возьмут на веру, Все равно им всем конец — Нас быстрей в Соленую пещеру Отведет родной отец, Родной Дудко, Дудко! Мы за Дудко родного Убьем зотка любого. Вперед, казак, вперед! Тебя слава ждет!
Хористы закончили это дружным, в знак месячника дружбы, «ура!». Дудковская половина зала взорвалась жидкими аплодисментами. Зотовская, впрочем, тоже. Те, кого собирались убить, благодарили за удалую боевую казачью песню тех, кто их твердо пообещал убить. Никакого скандала не произошло. Просто других песен тут, видимо, не знали.
— Мишка, — Катя склонилась к его уху и вдруг увидела проницательного чекиста Семочкина в предыдущем ряду, вставшего и внимательно осматривавшего зотовскую половину зала, — как хорошо поют наши братья дудковцы, — продолжила она погромче, не прекращая хлопать. — Мы должны взять на вооружение. Что это за бородатый мужик там выглядывал?
— Электрик, — ответил Шмидт одними губами. — Это он велел нашему кэпу передать меня дудкам, чтобы те расстреляли меня.
— Он? — Катя слышала эту историю от Миши. — Я его тоже встречала и не только здесь.
— А где еще?
— Потом.
Настал черед отличиться зотовской половине мероприятия. Когда дудковские артисты ушли, к каменей рампе, освещенной двумя лампочками не ярче других, вышел Кукарека, заменивший в роли конферансье уставшего и охрипшего Двуногого.
— Выступает сводный хор и оркестр красного зотовского флота. Песня «Вечер на рейде». Слова Зотова, музыка Соловьева-Седого.
С хором было понятно, а в роли оркестра Миша с удивлением узнал своего близкого знакомого Сашу Савельева. Саша держал в руке свою собственную гитару, конфискованную при аресте сто лет назад. Иных музыкальных инструментов у артистов не имелось.
Шесть зотовофлотцев, среди которых Миша узнал и Самсонова, когда-то распевавшего с покойным Орешко для бодрости духа при перетаскивании камней с места на место «Солнышко светит ясное», пели тоже слаженно. Хуже всего было музыкальное сопровождение. Гитара была совершенно расстроена, наверное отсырела, да и Савельев возил рукой по струнам кое-как. Но в этом мире иногда стреляющего безмолвия трепетали звуки, порожденные прекрасным инструментом, родом из светлого Средиземноморья, где зреет виноград и никогда не заходит солнце.
Перед нотами Соловьев-Седой поставил «Задушевно», а Зотов приписал «Но угрожающе».
Споемте, товарищи, завтра пойдем Поганых дудков убивать. Они так боятся, когда мы поем, Наши мирные нивы топтать.
Прощай, любимый Зотов!
Да здравствует победа!
И ранней порой мелькнет за кормой
Красный флаг нашей отчизны родной.
А Зотов опять хороший такой,
Его не воспеть нам нельзя.
Вперед нас ведет, могучей рукой,
Дудковцам повсюду грозя!
Прощай, любимый Зотов!
Да здравствует победа!
Вперед мы идем, назад не свернем,
Зато всем вам шею свернем.
На рейде родном легла тишина, В Соленой пещере всегда. И самая лучшая в мире страна Идет всем составом туда.
Да здравствует наш Зотов! Да здравствует победа! За жен, матерей и ихних детей Дудков убивай поскорей!
Мише опять все это напомнило какие-то жуткие детские игры. В конференц-гроте находилось не меньше двухсот человек. Это только делегаты месячника. А всего тут, под землей, сколько? Тысячи две? Три? Четыре? Замечательно самоуничтожающаяся и самовоспроизводящаяся тупиковая ветвь рода человеческого. Homo speliens или Homo metrostroevens.
Но кому это нужно? Нет, не чувствовалось тут слепой мудрости природы, а скорее — чье-то жестокое управление. Иногда казалось, что такая большая и такая бессмысленная (но не исключено, что лишь на первый взгляд бессмысленная) организация не может быть изолированным обществом засыпанного подземного завода, где власть захватили уголовники. А как же снабжение? Жратва? Эти ежедневные неиссякаемые каша, галеты и австралийская тушенка? Ладно, если старый Петр Иванович Захарьин перед смертью и не соврал, — можно допустить, что существует эта недоступная теперь машина времени, работающая на вечном двигателе, пока не исчерпаются недры родной страны. Но кому нужно это целое подземное общество? Тайный эксперимент спецслужб, не иначе. Причем эксперимент в себе, намертво замкнувшийся эксперимент в себе.
Торжественный митинг и концерт в рамках месячника зотовско-дудковской дружбы закончились. Подразделения мирно расходились по своим позициям. Оставалось, как всегда, неизвестно, что будет дальше. Завезли ли откуда-нибудь патроны или сами наделали-в курсе было только начальство. А может, нам-ись новые акты братания или спортивные состязания.
Катя и Миша выходили строиться со своими медицинскими делегатами. Вдруг пышнотелая и румяная, насколько это возможно было под землей, рулевая Здоровых, командир родильного подразделения этого военно-полевого, блин, госпиталя для оказания медицинской помощи, подошла к невысокой и щуплой Катерине, обняла ее одной рукой за плечи, а другой по-гладила по животу:
— Поздравляю, милочка, поздравляю!
— Что такое? — испугалась и напряглась Катя.
— Это великое зотовское дело — детопроизводство. Внести свой личный вклад и шире распространять передовой опыт — дело каждой из нас.
— Вы о чем, рулевая? — Катя попыталась придать своему голосу уже выработанный нагловатый тон любимицы полка, но он был бессилен против безошибочного женского чувства.
— Как о чем, милочка? Вы беременная. На четвертом, дзотова живет и побеждает, месяце. Чего испугалась, товарищ Зотова? Первый раз, что ли? Все будет; хорошо. У меня, милочка, все родят быстро и по-ударному. Давай сегодня же ко мне в гротик и через пару неделек родим здоровенького впередсмотрящего. У тебя мальчик, я сразу вижу.
Катя оторопела, беспомощно оглянулась на Мишу Бежать, сегодня же бежать из этого ада, уж лучше сгинуть, сгнить в этом глухом подземелье, чем навеки тут застрять с ребенком. Потому что это дитя несчастья должно остаться с ней, она не сможет с ним никогда расстаться…
А довольная собой и всей окружающей плодотворной действительностью рулевая Здоровых уже весело объявила адмиралу Двуногому:
— Товарищ адмирал, докладываю, что сама наша рулевая Зотова скоро внесет свой личный вклад в победу. Ждем мальчика.
ГЛАВА 11
Мише было удобно в жесткой каменной нише, совсем как улитке в раковине. Ложе приклада, дававшее приют уже которому поколению воинов, звало приложить голову. Неожиданно для себя воин заснул во время боя. Во сне он проснулся на верхней жесткой, грязной и уютной полке плацкартного вагона. В закопченное окошко немного дуло. Поезд ехал медленно, и колеса постукивали на стыках рельс нерегулярно, в точном соответствии с выстрелами, звучавшими в гроте.
