У девушки уже затекла от веса нетяжелого ребенка. левая рука, но она не замечала этого. Она старательно разглядывала ближайшие подступы к ним. Боязливо стрельнула лучом вверх, в колодец.
— Мишка, а как мы туда заберемся? Ни веревки, ни…
— Кать, я обещал, что выведу нас из этой чертовой пещеры? Вот я и придумываю. Только не возражай. Доверься мне.
— Хорошо.
Он привязал к широкой веревочной петле пистолет, надел себе на шею вслед за фонарем, а потом так же на животе укрепил вещевой мешок.
— Сажай сюда Ванечку, — указал он на раскрытое отверстие мешка.
— Но…
— Сажай, говорю!
Если бы горловина колодца открывалась в потолке в удалении от стены, нечего было бы и думать пытаться туда забраться. Но на счастье совсем рядом подступала острая грань каменной стены, покрытая белым кристаллическим налетом, — видимо, солью. Оставался шанс как-то по ней вскарабкаться. В начале колодезной трубы Миша заметил небольшой выступ, на который можно было встать ногой. Выше хороших выступов не наблюдалось. Выше мог взобраться разве что опытный скалолаз, и то при большом желании. Но сейчас желания больше, чем у этих двух пленников, не было ни у кого во всей вселенной.
Напуганные выстрелами безглазые еще давали им время решиться туда лезть. Но это время истекало. Очередной луч вниз запечатлел две фигуры, явно направлявшиеся к вершине песчаной горы. Миша показал Кате, куда следует наступать, за что цепляться.
— А дальше? — Она растерянно посмотрела наверх, светя фонариком.
— А там, если не увидишь за что цепляться, разворачивайся животом кверху, упирайся плечами в одну стенку, а ногами в другую и так ползи. Упираешься ногами — подтягиваешь задницу, снова упираешься… Давай, я тебя подсажу.
— А ты?
— А я точно так же. Следом за тобой.
— Я не смогу, Мишка.
— Сможешь, черт тебя… Давай! Они уже идут сюда. Он подсадил ее, и Катя, постанывая и кряхтя, взобралась-таки в отверстие. Карабкаясь по вертикальному гребню до отверстия, Миша был вынужден с силой прижимать к скале младенца. Ребенок орал, протестовал. Его крик царапал сердце матери, царапал сердце тащащего его мужчины, а они царапали себе руки, плечи, колени, мучили младенца, но ползли и ползли вверх, ради своего священного спасения.
Катя смогла встать одной ногой на выступ в начале колодца, смогла, упираясь левой рукой в противоположную стенку, выпрямиться почти в полный рост и посветить наверх.
— Здесь все гладко, — раздался ее голос.
— Разворачивайся и ползи враспорку, — прокряхтел Михаил. — Быстрее, я не могу держаться. Место мне!
Это было невероятно тяжело — двигаться вверх только за счет плеч и ног. Бесполезные сейчас руки, такие умелые, такие замечательные органы человека, только бестолково шарили по стене, точно стыдясь своей бесполезности. Катя продвигалась вверх по сантиметру, по миллиметру. Никогда не лазавшая даже по деревьям, стиснув зубы, она ползла, скребла спиной по камню. Иного выхода не было.
Ноги сразу задрожали от невероятного напряжения, и Катя с ужасом понимала, что не сможет теперь их расслабить ни на секунду, иначе просто упадет. Она проклинала земное тяготение, проклинала собственное пополневшее столь любимое тело, но ползла и ползла.
— Катя, — прогудел снизу Михаил, — не вздумай упасть, — он чуть отдышался, — мы под тобой.
— Заткнись… дурак.
Теперь шла смертельная борьба уже не с фантастическими монстрами Соленой пещеры, а с самими законами физики и собственной усталостью.
Секунда отдыха… посветить наверх — много ли осталось… Ох, как еще много. Катя постепенно как-то развернулась в колодце. Теперь ее ноги были у Шмидта над головой.
— Ми… — успела она предупредить его. Нога не выдержала и сорвалась. Услышав страшное шуршание над головой, он вслепую подставил руку и поймал ее за пятку. Она с благодарностью выпила эту секунду отдыха и снова напряглась.
— Давай, Катюш, давай… Еще чуть-чуть.
Даже неразумный младенец, кажется, понимал, что происходит. От него требовалось только не шевелиться, не дергаться и молчать. И он молчал. Только. шумно сопел, будто помогая влекущему его кверху человеку.
Еще сантиметр, еще… Михаил почувствовал, что. ободрал о шершавую стенку левую руку, поддерживая Катю, и ссадину немедленно начало жечь. Этого еще не хватало. Наверное, проклятая соль проклятой Соленой пещеры. Может быть, там и хороший воздух. Но легендарный рай подземных жителей на поверку оказывался еще худшей дрянью, чем их ад.
Еще сантиметр, еще… Давно слышавшийся снизу смутный гул усилился. Остановившись, Шмидт включил фонарь, изогнулся сильнее, вывернув голову и посветил на дно. Рельеф дна почему-то изменился: вместо серого песка появились какие-то желтоватые шары. И дно стало намного ближе.
Он не сразу сообразил, что это лысые головы слепцов. Невнятное бормотание оказалось их неразборчивой тихой речью. Иногда они задирали свои жуткие человеческие рожи и скалили зубы. Сверху от ползущих на жителей преисподней сыпалась пыль, каменная соленая крошка. Но им не грозило, что соринка попадет в глаз.
Что они задумали, сволочи? Неужели и тут будут преследовать?
Еще сантиметр… еще… Внизу раздался громкий крик.
— Что там? — выдохнула Катя.
— Ползи, девочка… ползи, — выдохнул Миша.
И она ползла. Он снова остановился, изогнувшись посветил на дно.
И увидел блеснувшие глаза. Кто еще там? Пуков? Нет, чья-то незнакомая бородатая рожа. На Зотова похож. Мерещится уже проклятый.
Еще сантиметр… еще… Катя посветила наверх. До благословенного края колодца оставалось уже немного.
Он спиной почувствовал шевеление под собой. Новая остановка. Новое включение фонаря. Да! Там эти монстры выстраивали пирамиду. Потому что желтоватые шары стали ближе. Миша видел длинные голые руки, цепляющиеся уже за мельчайшие неровности колодезной трубы. Зрячий и бородатый кричал угрожающе: «Ва-ва-ва!» Уж эти термиты тут пролезут. Почему они раньше не лезли? Неужели опять виноват Шмидт, осмелившийся отстреливаться?
— Катя, не пугайся, — прохрипел он. — Я буду стрелять вниз. Ползи, девочка моя… Я за тобой.
Он вклинился в две стенки, уперся изо всех сил и опустил руку с пистолетом, подсвечивая себе. Промахнуться было почти невозможно, но он все-таки прицелился. До ближайшей голой макушки было уже метра четыре.
Отдача чуть не опрокинула Шмидта с ребенком вниз. Но он удержался. Зато там тяжелое мертвое тело обрушило всю акробатическую систему.
То-то Зотов обрадуется, когда Шмидт выдержит этот экзамен и придет его убивать. Катя еще посветила вверх и увидела, что уже может дотянуться до края рукой. Она была готова заплакать. Из последних сил она бросила свое тело вперед и уцепилась пальцами за край колодца. Наверху в гроте было по-прежнему темно.
