…Арсила, его юношеская страсть, шагала рядом, держа малышку за руку. Ханнан не узнавал улицу, но это был Сакар: над плоскими крышами маячил купол вахурова святилища. Стояла несусветная рань, и прикосновения ветра к коже были холодными и влажными. Им еще не встретилось ни одного прохожего, но девочка все равно побаивалась. Их не любили в городе. Сама она не знала иной жизни, но мать рассказывала, что раньше было по-другому – все из-за родича-колдуна.
Улица была грязной и обшарпанной, и Ханнан дивился, куда это занесло Арсилу. Что бы ни случилось с ее семьей после резни – как нужно пасть, чтобы оказаться в трущобах? На серых стенах красовались пятна отвалившейся побелки. В сточных канавах плавал мусор и не вонял потому лишь, что влажный ветер уносил прочь запахи.
Арсила всхлипнула, и девочка (а вместе с ней глядевший ее глазами маг) подняла голову. Только сейчас чародей отметил, что они идут в куцей похоронной процессии: человек пять родственников и пара соседей следовали за грубо сколоченными носилками. Снизу чародей не видел тела, но откуда-то знал, что это брат наставника.
Это было непривычно и даже страшно: один раз Ханнан уже участвовал в похоронах в семье старика… В той процессии были музыканты и лицедеи, а тело было усыпано лепестками цветов. За носилками шла вереница родичей в масках предков, а на площади актеры разыгрывали смешные и трогательные сценки из жизни покойного.
Что же произошло? Ханнан бегло просмотрел остаток образа, но дальше были людные улицы вокруг Дома Смерти и улюлюкающие встречные. Это воспоминание больше ничего не могло ему дать.
…Арсила умирала долго, наверное, пару лун. Истощенная голодом и холодом, она лежала в углу их каморки, глядя в потолок пустыми глазами. Ее волнистые волосы, бывшие раньше цвета густого шоколада, были немыты и нечесаны, липкими прядями разметались по простыням.
– Папа… папа? – почти одними губами говорила она. – Почему так холодно?
«Потому что ты горишь в лихорадке», – хотел сказать Ханнан, но вместо него подле любимой сидела девочка, от усталости неспособная вымолвить и слово. Год назад, на рассвете, когда он сам лежал в объятиях смуглянки с южных островов, а ветер с моря колыхал кисейные занавеси на окнах, Арсила умерла. Затем были еще одни похороны, и на них и впрямь был Такани, похоронивший женщину, как царицу. Девчонка сбежала из дому, едва завидев чернокожих верзил. Ее пугал этот тучный громогласный человек, и за последним костром она следила с холма неподалеку.
Ханнан, словно старые письма, перебирал детские воспоминания, но чем глубже, тем туманней они становились. Одно он мог сказать наверняка: сила в девочке пробудилась недавно, Арсила не знала, что растит колдунью, – и ее Дар ощущался не так, как сила давешнего мага на базарной площади.
Он вынырнул в настоящий мир, навстречу пробуждающемуся городу и солнечным пятнам, ползущим по постели девочки.
Явана. Так назвала дочь его возлюбленная.
– Явана… – негромко проговорил маг. Он покатал имя на языке, словно пробуя на вкус.
Веки девочки даже не дрогнули. Сказать по правде, и не должны были: после устроенного в гавани, она придет в себя к вечеру, а то и на следующее утро. И долго еще не сможет колдовать, пока неокрепшая сила не восстановится.
Впрочем… это и хорошо.
Маг встал и отошел к окну, глядя на одетую в шелка даму, что вела по улице чистого мальчика в маленьком кафтане. Так могла бы выглядеть Арсила, если бы не потеряла имение. Что же произошло? Если только…
Маг помнил самое яркое и жуткое воспоминание своей жизни: если бы копались в его мыслях, как он проделал с девочкой, то наткнулись бы именно на него.
Старик лежал лицом вниз на пороге – в отличие от обугленных нападавших, ему досталась чистая смерть: голова была проломлена метким броском камня. Только какая разница, если все они стали трупами?
Мебель в комнате была частью поломана, частью свалена на пол. Нападавшие крушили все, вымещая злобу, но не забывая и грабить. Этим-то они и занимались на других этажах обители, что позволило парню выбраться из укрытия и добежать до ставших родными комнат. Ханнан не очень соображал, что делает. Страх и растерянность пробудили все, что с детства въелось в кожу, в самую его суть. Сбережения старика, конечно, были нетронуты. Окованный медью ларь и сейчас стоял в углу комнаты, невидимый простецам через слои иллюзий.
Двор обители уже заволокло дымом. Дым тянул свои щупальца в комнаты, клубясь у окон и собираясь удушливым облаком под потолком. Снаружи кричали. Вопили. Захлебывались страхом… Ханнан все переводил взгляд с мертвого тела у порога на сундук. Что было дальше, чародей помнил не очень хорошо.
Кажется, он схватил сумку и даже не расплел чары – разнес сундук в щепки своей силой. Приглушенно тренькая, перезваниваясь, столбики монет один за другим посыпались в утробу сумы. Юноше показалось даже, есть в этом звоне нечто радостное, будто деньги залежались и сами хотели повидать мир.
Он бросился к выходу со всех ног, но теперь, в чадном сумраке, было не разобрать, где дверь. В удушливом смоге он метался по комнате как загнанный, обезумевший от боли зверь, натыкаясь на мебель и стены.
Чего Ханнан уже вовсе не помнил – так это как обитель осталась позади. Он очнулся ближе к окраинам, баюкая, как ребенка, сумку с деньгами, в полностью измаранной гарью одежде. Деньги, без которых ставшая париями семья оказалась нищей.
Так ли все было? Кто знает… Однако история вновь повторяла себя – как в песнях бродячих сказителей, где каждый куплет заканчивается одной и той же фразой. Неудивительно, что в девочке пробудилась сила: в семьях магов Дар встречается чаще, чем в прочих. Удивительно, что он нашел ее, и мог вернуть ей долг, который не выплатил наставнику.
Ханнан обернулся к спящей девочке.
– Я обязательно отвезу тебя в Круг, – негромко проговорил он. – Обещаю…
Настанет день – и они уедут. Вместе. И он никогда больше не вернется в эти земли. И ранней весной, когда в столице задувают южные ветры, неся долгожданное после сезона бурь тепло, он будет уезжать куда-нибудь на север: в белокаменную Гиллу Тхан или еще дальше, к предгорьям Зубов Аммат.
Туда, где его не сможет достать даже ветер.
3
Когда Ханнан вошел, Явана сидела с ногами на кровати. Подбородок девочка уткнула в худые загорелые коленки. Услышав звук открывающейся двери, она подняла голову и взглянула на него исподлобья: настороженно, но без страха.
– Как славно, что ты проснулась, – заметил маг.
Девочка промолчала. Наверное, Арсила когда-то была такой же: неровно подрезанные волосы, ссадины на коленях и немного угловатое лицо делало Явану похожей на мальчика, но в волосах уже угадывался шоколадный блеск тяжелых локонов, а глаза… когда-нибудь они сведут с ума не одного парня. Ханнан надеялся, что будет это не в Сакаре.
– Ты такой же, как я, – вдруг сказала девочка. – Ты звучишь.
