В кабинете вновь повисла тишина.
– Значит, это война, – решительно сказал Наджад.
– Война шла все эти годы, – поморщился Первый. – Но, как видишь, я не размахиваю мечом. Я единственный, кто своими глазами видел, что такое партизанская борьба. Наверное, поэтому я не бряцаю оружием.
– И что мы все эти годы делаем? – Маг камня так плотно сцепил руки, что костяшки пальцев побелели. – Рассуждаем? Выжидаем? Чего?..
– Никто не скажет, что я мало сделал для Круга! – чувствуя, что закипает, выговорил Верховный. – Семь лет назад мы все сидели взаперти. Я вас освободил! Два года назад открылась новая обитель. Если бы не Семеди, маги воспитывали бы царевича.
– Мы все слышали про партизанскую войну, – встрял Зейдан. – Что ты предлагаешь, мудрый?
– Заговорить это… затруднение. Начать переговоры, сделать вид, что мы согласны на новые эдикты. Начать торговаться… о чем угодно! А между тем ударить там, где Семеди не признает нападения в открытую. По колдунам с заката.
– Заговорить? – Казалось, Наджада хватит удар, так он покраснел. – Пять человек погибло. Моих людей! Это затруднение, которое можно заговорить?
Тонкие губы Лайлы скривились.
– Не начинай истерику, – резко бросила она, однако Наджад ее не слышал.
– Затруднение, мудрый? Я не назову так пять трупов. Это люди, которых я поклялся защищать. Видят боги, я не впечатлительный человек, но даже мне они будут сниться по ночам! Ты хочешь заговорить это затруднение?
Не сдержавшись, Газван встал и прошелся сперва к одной стене, а затем к другой.
– А ты хочешь, чтобы погибли другие? Так они погибнут, будь спокоен! Только дай тебе волю. Те люди, которых я поклялся защищать! И ты смеешь обвинять меня? Ты, который двадцать лет плясал вприсядку перед узурпатором?
– Я выторговывал Кругу будущее! – запальчиво выкрикнул смотритель. – Потому что…
Договорить ему не дали. Дар старшего наставника был ближе к воздуху, поэтому он наполнил комнату высоким звоном, словно кто-то ударил ножом по тонкой хрустальной чаше. Кадар подождал, пока звук сойдет на нет, и подался вперед.
– Наши ссоры на руку врагу.
Газван перевел дыхание. Что ж, это не самое шумное заседание и, он надеялся, у них еще будет повод покричать и громче. Сидевшая рядом с Наджадом госпожа волн хотела коснуться его запястья, чтобы успокоить, но смотритель отдернул руку, кипя негодованием.
– Каждый из вас прав по-своему, – продолжал Кадар. – Наджад в том, что смерть магов нельзя оставить безнаказанной, мудрый в том, что могут погибнуть сотни. Что скажут остальные?
– В городе три тысячи Черных Братьев, – скривился Зейдан. – Это в дополнение к городской дружине, и если их действительно три… Семеди мог сказать, что привел один отряд, а привести в два раза больший. Только безумец станет их задирать. Я против. И потом, мудрый предлагает ту же войну, но скрытную. Я расскажу своему Залу этот замысел.
– А я устала быть недочеловеком, – отрезала Лайла. – И не хочу такой же участи ученикам. Мы все время бежим, все время ждем, что вот через пять или десять лет все наладится, и мы станем свободными. Но ничего не налаживается: ни через пять, ни через десять лет. Когда-то нужно решить все раз и навсегда.
– Один раз мы уже решали, – перебил Верховный. – Болваны ас-Джаркалы. После этого мы годами сидели в клетке. Проклятье! Неужели вы не видите, нас слишком мало?
Госпожа волн, привыкшая, что ученики сами приходят к ней и вслушиваются в каждое слово, умолкла. Кадар бросил на Первого укоризненный взгляд.
– Когда-то нужно все решить, – упрямо повторила чародейка. – Но я еще не выжила из ума, чтобы предлагать войну со всем миром. Мне нравится идея утереть нос колдунам с заката. Я поддержу ее, если мы продолжим в том же духе. И если ты, Первый, клянешься отчитываться и не пытаться… заговорить врага. Иначе мы найдем, кем тебя заменить! – с вызовом закончила она.
– Хорошо, Лайла, – просто ответил Верховный. Сейчас главное, чтобы его поддержали.
– А я против переговоров с князем, – без приглашения влез Наджад. – Избавиться от закатных змей… конечно, давайте это сделаем! Давно пора! Но я против встреч с мясником.
– Взгляни на него не как на мясника, а как на человека с многотысячным войском, – посоветовал старший наставник. – Сафар?
Господин ветров покрутил усы, прежде чем ответить.
– Я расскажу Залу, что Наджад ратует за открытый бой, а Верховный хочет воевать скрытно, прикрывшись переговорами. Пусть выбирают сами.
– Вот и славно, – заключил Кадар. – Кажется, мы все решили, притом не очень шумно. До заседания осталось чуть больше полузвона.
Зейдан поднялся. Сафар растаял в воздухе, не вставая с кресла, там, где он родился, использовать Дар в быту не считают зазорным. Госпожа волн обошла господина камня и быстро удалилась, а Наджад все торчал посреди комнаты, не в силах унять трясущиеся руки. С его лица начала сходить краска, но взгляд у старика был такой, будто он вот-вот заплачет.
Сказать, что он вовсе не искал ссоры? Что Первый понимает как никто другой? Газван просто отвернулся к окну. Слишком долго длилась эта изнурительная склока. Что он ни скажет, все одно закончится руганью.
Первый-в-Круге не сразу понял, что чародеи разошлись. Летний зной подмял под себя город. С безмолвным грохотом солнце обрушилось на столицу, высекая блики из куполов, заливая белые стены светом. Газван любил смотреть из своего окна: Путь Благовоний и Храмовый остров, каналы, мосты и бесчисленные крыши столицы. День за днем они напоминали, что маги – еще не весь мир. Что мир многограннее, больше, что вот он – стоит лишь протянуть руку.
Над крышами застыла огромная, синяя, без единого облака пустота неба. И так же пусто было на душе Верховного.
Джерима… могла ли ты знать, что отец твоего ребенка станет Первым-в-Круге? Что тысячи жизней будут зависеть от одного его слова? Этот груз давит на плечи почище ратных доспехов и всяко больше брачных уз, которых он некогда страшился. Хорошо быть молодым магом и обнимать любимую в духоте их крохотной каморки. Мысли так и роятся в голове, когда смотришь в темноту, вдыхая родной, привычный запах ее волос. Все было проще, чище и… честнее.
Здесь, наверху, все оказалось по-другому. За каждой идеей щерилась пустота. Он также понимал, что любую идею опошлят, извратят и выхолостят, и еще непременно прольют за нее кровь. За каждым шагом – тысячи молодых магов, которые обнимают любимых, вдыхая родной, привычный запах, и чьи жизни никак нельзя поломать. И ведь каждый твердо знает, как все устроить!
Прогулочные суденышки скользили по каналам, точно яркие, обряженные в белый шелк и праздничные гирлянды водомерки. Безмятежное солнце лупило с неба без разбора. Ему были все равны: богачи и бедные, простые смертные и носители проклятого Дара.
«Я все это видел, – сказал себе Верховный. – Тысячи раз, из этого самого окна». Странное дело… беды магов, судьба Царства, узурпаторы, нищие и погибшие – он понял вдруг, что ему все стало безразлично, и давно. Маг словно начал понимать Азаса: он пожил достаточно, видел столько, что не рассказать и за несколько лун, и он устал. Должно быть, и узурпатор чувствовал то же – когда жить надоело, но помирать еще не хочется.
