– Ты бы рассуждал точно так же, если б лучше знал прежний Мошук, – резко ответила магичка. – Если бы ты видел, как он меняется с появлением переезжих. Как быстро они начинают думать, что жители менее пострадавших поселений чем-то им обязаны…
– А ведь ты возишься с ними, – перебил Шадек. – Целыми днями носишься по вербяному городку среди переезжих да ищешь, где бы добро причинить. Как же ты сдерживаешься, чтобы не развешивать по деревьям этих неблагодарных, ужасных людишек, а?
– Я не сдерживаюсь. Иногда убиваю кого-нибудь особенно вонючего.
Шадек рассмеялся, но тут же умолк, увидев, каким непроницаемым остается лицо магички.
– Надеешься спасти всех?
– Надеюсь. Жаль, что нельзя спасать их скопом, поодиночке очень долго получается.
– И вот ты несешься к ним, презрев все прелести своего любимого Эллора, – повторил Шадек.
– Конечно, несусь, – Магичка раздраженно хлопнула ладошкой по седлу. – Я гласный маг города! Людям плохо, и они смотрят на меня с надеждой – что мне остается, не обращать на них внимания? Зажать уши и убежать? Переселиться в Эллор, отгородиться мороком от всего Ортая и любоваться бабочками?
– Я бы так и сделал, – кивнул Шадек, перехватил музыкальный инструмент второй рукой и промурлыкал:
Там пахнет грибами и вечно-лукавым оранжевым летом,
Басом сердится шмель, заползает от солнца под крышу.
Что тебе снится в Эллоре? А впрочем, не нужно ответа.
Он мне не понравится, знаю, я и не хочу его слышать.
Магичка вдруг рассмеялась:
– Так что ж не уезжаешь? Тебя ведь тоже пускают туда, как друга Кинфера. Вон, даже отметили особо, подарили эту жуткую бренчалку. Ты когда-нибудь видел вещи из илфредского дерева за пределами Эллора?
– Эта жуткая бренчалка называется «бузука», – в сотый раз напомнил Шадек, – и я не могу перебраться в Эллор, пока мои друзья надрываются гласниками в Мошуке. Вас же там сожрут без меня! А вот как вы с Олем образумитесь – так все вместе и уедем. Уедем же, правда? В Ортае нечего делать, поверь мне, переезжих скоро станет столько, что никакой город не справится, да и Школа, по сути, теперь так, только для вида. Когда ректор в последний раз весточку слал, а? Бросил он нас, вот ухом клянусь!
Магичка снова посмурнела.
– Может, еще обойдется, – проговорила неуверенно, почти просительно.
– Размечталась, – безжалостно припечатал Шадек и начал негромко наигрывать грустную мелодию.
Два года назад новоявленные противники «гадских чародеев», объединившись, собрались двинуться на Тамбо и сжечь его дотла вместе с магами. И даже внутри города нашлось немало людей, поддавшихся новым предубеждениям и поддержавших поджигателей. И, хотя магистры обещали «показать дурным огнеманцам, как мавки кочуют», ректор решил закрыть Школу. Остались только маги пятого-шестого года обучения и их опекаторы, а ученики помладше разъехались по домам или отправились со своими магистрами в Меравию: тамошняя Школа согласилась приютить ортайцев. Остальные магистры уехали кто куда.
В начале нынешнего лета Школу Ортая покинули последние полтора десятка обученных магов. А меравийская Школа полгода назад была разрушена ночным землетрясением и погребла под развалинами всех, кто находился внутри.
– И все-таки, – через некоторое время снова заговорил Шадек, – ты убегаешь из Эллора так быстро, будто тебе там не интересно…
– Неправда, очень даже интересно!
– …или тебя там что-то тяготит. То есть тяготит еще сильнее, чем в Мошуке, хоть он и похож на обитель умалишенных.
Магичка отмалчивалась.
– Как там Умма? – зашел Шадек с другой стороны.
Девушка фыркнула. Маг вздохнул, задвинул бузуку обратно за спину. Придирчиво оглядел подозрительные деревья справа от дороги.
– Ты что, даже не зашла к ней, поганка?
– Ну и не зашла! – повысила голос магичка. – Можешь быть уверен, она даже не заметила!
Обращенная к Шадеку щека и часть уха, которую было видно под короткими волосами, покраснели. Маг улыбнулся.
– Нечего зубы скалить, – сердито заявила девушка. – Ты будто сам не видишь, какая она стала, Умма, после того как…
– После того, как Кинфер погиб.
– После Кинфера она грустила, но хоть была сама на себя похожа. Хотя после той дурацкой выходки с прахом, когда она заявила, что Кинфера убил демон, а никакой не мрыг…
Шадек пожал плечами. Он был согласен с Бивилкой: обычный человек не будет всерьез слушать семилетнего ребенка, который уверяет, будто прах усопшего ему там чего-то нашептал. Но после смерти Кинфера Умма была словно перевернутая, могла еще и не тому поверить.
– Но когда умерла Яниса, – продолжала Бивилка, – когда родители Кинфера забрали Умму в Эллор к племяннику – вот после этого она так переменилась, что я уж и не знаю, кто она такая. Как будто чужой человек. Ты что, сам не замечаешь?
– Не очень, – рассеянно ответил Шадек, с прищуром разглядывая поле. Там бродили маленькие хрюшки или показалось? Откуда им тут взяться, теперь ведь ни один хозяин не бросит скотину без присмотра и на вздох? – Но мне-то она не была задушевной подругой. Как по мне – Умма и Умма, ну выкидывает что-нибудь эдакое иногда. Но ведь ей больше всех досталось как ни крути. Было бы удивительно, если б она совсем не изменилась.
– Но не так же, чтоб наплевать на школьных друзей! – вскричала магичка. – Она теперь вообще не пойми куда смотрит, только эллорские байки, предки, леса, только племянник, родители Кинфера, какие-то эльфийские друзья да еще Тахар. Вот что у них может быть общего с Тахаром?!
– Это кто еще такой?
– Маг, – скривилась девушка. – Самоучка из какой-то северной деревни. О чем ей дружить с самоучкой, скажи мне?
Шадек пожал плечами. По его мнению, ничего удивительного тут не было: кто водится в эльфийском пределе, с тем Умма и общается.
– Кто-то едет, – сказал он вместо ответа.
Маги подобрались, придержали лошадей, внимательно рассматривая троих всадников. Едут верхом, без вещей, детей не везут, скотину не тащат – значит, не переезжие. Не торопятся, выглядят расслабленными – как будто нынче нечего бояться на дороге. Может быть, оттого, что это их все пугаются?
– Кажется, там одна девушка, – бормотал зоркий Шадек. – И у мужчины что-то висит за спиной. Лук? Давай подъедем. Точно лук, смотри, какой здоровый!
Оба немного успокоились: «здоровый лук», скорее всего, означал, что всадники были эллорцами, ортайцев же учили обращению с мечами, топорами или копьями. И хвала Божине: умей маголовы пользоваться луками, число магов в Ортае уменьшалось бы с еще более пугающей быстротой.
– Кажется, у девушки мечи, – удивленно добавил Шадек. – Два меча на поясе, в жизни такого не видел!
