– Щедро наказащая, – строго велел он Алере, словно она и была карающей рукой наместника, – пальцы отрезащая!
– Будет плохо себя вести – я ему пальцы не отрежу, а нарежу дольками. – Алера обернулась к мальчишке, который начал было резво, как червячок, отползать в сторонку, коснулась мечом опавшей хвои прямо перед его лицом. «Червячок» замер, отклячив попу и отставив в сторону ногу, до колена выпростанную из веревочной мотанки. – Ты услышал? Своруешь что-нибудь в городе – пожалеешь, что тебя не сожрали тролли. Понятно?
Мальчишка закивал так, что у него аж в шее хрупнуло.
Облегченно вздохнув, Элай вернул стрелу в колчан. Тахар свел ладони, и лиловый шар растворился между ними. Пальцы у мага были ледяными – вся кровь отхлынула книзу, в пятки.
Ыч и другие тролли, морщась, следили, как Алера развязывает ребенка, быстро и деловито ощупывает синяки, царапины, оставленные веревкой ссадины. Ведет к друзьям за шкирку, как котенка.
– Ты что, в самом деле потащишь его к наместнику? – кисло уточнил Элай. У него тоже слегка подрагивал голос – какую морду ни корчи, а тролли без большого труда могли вбить в землю всех троих, даже без дубин.
– Даже не сомневайся.
Алера посмотрела на «добычу» без малейшей теплоты, словно сомневаясь, не вернуть ли троллям их обеденный довесок. Шкодность, наглость и вороватость мальчишки просматривались даже сквозь слой грязи и откровенный испуг от пережитого.
– Ладно, не выбрасывать же теперь. В крайнем случае, Охрипу отдадим. Прокормится как-нибудь при поселке, не сдохнет.
Выдав это воодушевляющее заключение, Алера первой направилась к тропе, ведя за воротник мальчишку. Не дергала, не тянула, но держала накрепко.
– Наглючая, – растерянно заключил Ыч, направляясь следом. – Но решучая.
– По заднице в детстве не битая, – объяснил Элай.
– За это мы ее и любим, – вздохнул Тахар и отер испарину со лба.
* * *
Элаю не нравился вербянник Охрип и льнущая к нему детвора – всякий раз, когда друзья проходили по поселку и видели призорца вместе с детьми и подлетками, эльф щурился и поджимал губы.
– Да что ты морщишься, как ворчуха на завалинке! – не выдержал Тахар, у которого еще не перестали подрагивать пальцы после Алериной выходки. – Что тебе сделал этот вербянник?
– Ничего. – Элай отвернулся.
– Ну так чего ты кривишься на него?
– Он мне не нравится.
– Это мы уже поняли. – Алера остановилась, вынуждая друзей остановиться тоже. – А чем он тебе не нравится? Обыкновенный призорец же.
– Ну обыкновенный. – Эльф поморщился и неохотно добавил: – Просто в этом поселке – как в Эллоре.
Друзья прыснули.
– Не во всем Эллоре, – так же неохотно пояснил Элай, – а там, где приезжих детишек обхаживают. Ну, этих… которых родители из Ортая в гости возят. Их там стрелять учат, тропинки находить, зверей узнавать, про сам Эллор рассказывают всякое.
– И что плохого?
– Ничего. Просто их воспитывают как эллорцев, не спрашивая, нравится это родителям или нет. Как бы промежду прочим все время тычут сравнениями: вот в Ортае это так и то сяк, а в Эллоре-то лучше. Светлее, сытнее, интересней, в конце концов.
Тахар фыркнул.
– Так неправда разве?
– Правда. – Эльф медленно зашагал дальше, друзья пристроились по бокам. – Только получается, что эллорцем быть удобней и почетней, чем ортайцем. А следом выходит, что родители эльфенка – они не очень-то умные, раз не понимают этого и живут в Ортае, а не в Эллоре. И стоит прислушиваться сначала к мудрым почтенным эллорцам, а потом уже – к недалеким папе-маме. И чтить эллорские порядки выше, чем обычаи Ортая, в котором эльфенок живет большую часть жизни…
– Вот это тебя несет! – восхитился Тахар.
– Так и есть, – уперся Элай, – просто не в единый вздох происходит, а понемногу. А потом оказывается, что эльфята выросли с таким сдвигом, которого их родители не задумывали. Хотя, конечно, многие родители – они и есть ровно такие же сдвинутые эльфята, только уже взрослые. Не все же переезжают жить в Эллор, многие так в гости и катаются.
– Получается, что двигаются они не так уж сильно, и не о чем тут говорить, – с легким раздражением заключила Алера. От Элая она никак не ожидала невнятного нытья. – Никогда не слышала, к примеру, чтобы ортайские эльфы чтили ихних предков, а не Божиню.
Элай рассмеялся.
– Я бы даже посмотрел, как они в Ортае поклоняются предкам, не видя самих предков!
– К тому же, – добавила Алера, – ты-то ведь не двинулся.
– Так я туда ездить начал лет в пятнадцать, тогда уже поздно было меня двигать.
Тахар обернулся на поселок.
– И что, если Охрип возится с детишками, так он их тоже двигает? Они теперь не захотят быть ортайцами, а захотят быть призорцами?
– Я не знаю, – рассердился Элай. – Я только говорю, что неизвестно, чего он им вкладывает в головы. Вот кто их научил делать самострелы, если не Охрип? И кто знает, чему еще он их научил? Он целые дни с ними проводит. Кто-нибудь видел родителей этих детей? Видел, чтобы жрец с ними возился? Сколько мы мимо ходим – они или сами по себе, или с Охрипом. А он все-таки призорец, у него иначе голова работает, да и вообще, призорцы нынче… свихнутые какие-то.
Некоторое время шли молча, обходя выбоины на дороге. С наступлением настоящей, пасмурной и прохладной осени Мошук стал выглядеть зябким и жалким, как бродящая под дождем курица.
Многие встреченные по пути горожане смотрели на Тахара сердито и укоризненно. Знали, что он маг, хоть и помогает Мошуку, подлетков в Мирах охраняет, зелья готовит в помощь другому магу, лекарю. А уж лекарь-то человек очень пользительный, особливо теперь, когда по холоду и с голодухи люди стали чаще болеть.
Но все-таки они маги! А на магах вина лежит нынче ого какая! Поле вот нам попортили, да и вообще – может, не брешут слухи, может, и подступающая сушь тоже на их паскудной чародейской совести. Поэтому мы на тебя, маг, не по-доброму смотреть будем, чтоб ты не забывал про свою вредительскую сущность и знал, что мы настороже.
– Так не все же призорцы дичают. – Алера шла, уставясь под ноги, морщила лоб. – Вон хатники в Лирме обыкновенные. И Дефара тоже. Она ведь тоже призорец, но она осталась такой же, какой была пять лет назад, ничего не поменялось.
Эльф фыркнул.
– Ну да. Пять лет назад она бредила Мирами, ночи напролет шаталась вокруг порталов и не давала троллям спать. Не помнишь этого разве? Вот и я не помню.
– Так разве это свихнутость? Это надежды. Замыслы. А они…
– …а они, если хорошенько в башке укрепятся, так и сделают свихнутым кого угодно. С чего всякая блажь начинается, если не с замыслов и надежд?
