Нет. Надо сосредоточиться на чем-то хорошем. Представляю себе ее лицо, когда она увидит дом. Когда будет держать на руках ребенка. Столкнется со всем тем, чего лишена в своей жизни.
Все будет именно так. Она потеряет свою самоуверенность.
А я приобрету.
Я записала дату и номер рейса. Потом удалила письмо и зашла на сайт, который посещала почти каждый день. Я наткнулась на него случайно. Это – анонимный форум мам, но не тех, кто делится рецептами именинных пирогов и идеями, как сшить костюмы на Хэллоуин.
Я ничего там не пишу, но все прочитываю.
Вэл из Коннектикута специально разбрасывает пуговицы на ковре в надежде, что ее малютка-дочь проглотит одну из них и поперхнется. Каждый день эта мамочка подкидывает по пуговице, так что в конечном счете все в руках провидения.
А одна мамаша из Лидса каждое утро обрывает телефоны служб доверия, чтобы набраться мужества сдать своих близнецов, которых она терпеть не может.
Лживые женщины, которые играют в материнство.
Из студии вышел Сэм, и я тут же закрыла страничку. Он встал позади меня, сдавил мне плечи и поцеловал в макушку.
– Кто такой Кристофер? – спросил он, увидев всплывшее на экране письмо.
– Просто старый заказчик, – ответила я, – наверное, не знает, что я уехала из Штатов.
– Тебе следует сообщить ему об этом, – сказал Сэм и ушел.
Я прочитала письмо и удалила его. Неожиданно я почувствовала непреодолимое желание выйти из дому. Натянула костюм для бега и отправилась искать Сэма.
– Я пойду погуляю, – сообщила я ему.
Он удивился, но обрадовался.
– Прекрасно, – сказал он. – Мне присмотреть за Коном?
– О нет, – сказала я, – мне хочется провести это время с сыночком. Только он и я.
Как ни странно, эта ложь легко слетала с языка, а правда была надежно заперта в душе.
– Какая же ты замечательная мамочка! – воскликнул Сэм.
– Я стараюсь, – кивнула я.
Да, да, я из кожи вон лезу! Мне нужно быть такой, иначе зачем я терзаю себя, ощущаю себя актрисой, которая вынуждена играть на сцене дни и ночи напролет. В глаза бьет резкий свет, грим течет, тело затянуто во взятое напрокат нелепое платье, которое совсем мне не идет. Один и тот же спектакль – снова и снова выходишь на сцену с левой стороны, читаешь отрепетированные строки. Глядишь в толпу, рассматриваешь и изучаешь лица, надеешься услышать аплодисменты, в которых отчаянно нуждаешься. Или хотя бы один-единственный хлопок. Я вижу тебя. Ты существуешь.
* * *
Я посадила ребенка в прогулочную коляску и закрыла за собой дверь. Мы направились по дорожке к озеру, затем повернули налево, перешли пыльную дорогу и пошли по лесным тропинкам. Поднялись по ближайшему довольно крутому холму и оказались на лесной поляне, откуда открывался вид на южный берег озера.
В последние месяцы беременности я иногда просыпалась по ночам и обнаруживала себя здесь. В полутьме проходила по дому к двери, потом – через сад к калитке, взбиралась по холму и оказывалась на этой поляне. Весь путь я проделывала в состоянии транса, в который входила по непонятной причине. Я до крови сдирала ноги о щебень и камни, морщилась, вздрагивала и плакала от боли. Я с трудом носила это бремя зародившейся во мне новой жизни. Неуклюжая, неповоротливая, тяжелая, я пробиралась через темный лес, натыкаясь на деревья и ветки. Ночной лес был полон каких-то шумов и шорохов, но ничто меня так не пугало, как то, что находилось внутри меня. По утрам Сэм обнаруживал тонкий кровавый след, ведущий от входной двери к моей стороне кровати. Ночь проходила, и Одетта снова превращалась в заколдованного лебедя. Каким образом я попадала туда и как умудрялась добраться обратно? Я до сих пор не могу понять.
Я наслаждалась прохладой и тишиной леса. Вокруг не было ни души, только деревья, слышался лишь писк и жужжание деловитых насекомых. Неподалеку стояла заколоченная хижина, окна которой были закрыты ставнями и забиты крест-накрест досками. Пряничный домик, подумала я. Возможно, там обитает ведьма-людоедка.
Я взглянула на коляску. Ребенок крепко спал. В теплых радужных лучах солнца он выглядел как ангелочек, сошедший с картин великих мастеров эпохи Возрождения. Я коснулась его носика. Он пошевелился, но не проснулся. Я стала рассматривать коляску. Вспомнила, как продавец в Стокгольме уверял, что она имеет пневмоподвеску, разработанную по последнему слову техники, прочные передние колеса и пневматические шины. На ручке коляски была надпись «Горный вездеход». Значит, подходит для этого рельефа.
Я вдохнула свежий теплый утренний воздух. Вытянула руки, словно желая получить божественное благословение. И побежала. Набирая скорость, я удалялась все дальше и дальше от ребенка в лес. Мимо меня мелькали высокие сосны, древние и равнодушные. Под ногами хрустели опавшая листва, трава и густой лишайник. Меня окружал мир дикой живой природы.
Я не оглядывалась назад. Бежала, словно спасала свою жизнь. Остановилась, только когда почувствовала, что сердце и легкие больше не выдерживают такой жестокой нагрузки. На мгновение промелькнула мысль, что ребенок там совсем один, в лесу, без присмотра. Но, конечно, нам с ним это все пойдет только на пользу. Физическая нагрузка, свежий лесной воздух. Я продолжила бег. Пот лился с меня ручьями, но я не останавливалась. «Я, наверное, никогда не остановлюсь», – подумала я. Представила, что буду бежать все дальше и дальше на север, в Уппсалу, затем в Евле и Сундсвалль. И еще дальше – в Кируну, самый северный город Швеции, оттуда через Финляндию в деревню Кильписъярви, потом в Норвегию – в Алту и на огромный мыс Нордкап. Я рассматривала карту. Там только небо, вода и лед. Должно быть, на той холодной и пустынной земле чувствуешь себя первым человеком на Земле. Или последним.
Сколько же было совершено путешествий на север, полярных экспедиций! Люди устремлялись в никуда, в какой-то белоснежный мир, пытаясь отыскать неизвестные места и земли и назвать их по своему усмотрению. Или, возможно, они просто искали новый мир.
Я бежала и бежала, изредка спотыкаясь на неровной земле незнакомой мне местности, о камни, корни и пни срубленных деревьев. Бежала, пока не остановилось дыхание, а ноги не подкосились и больше не могли нести меня. Я рухнула на землю и стала жадно вдыхать воздух, наполняя свои готовые разорваться легкие. Я глотала его как воду. Еще, еще. Сердце бешено колотилось, и казалось, оно вот-вот выпрыгнет из моей хрупкой грудной клетки. Я накрыла его рукой, но оно никак не могло успокоиться. Ощутила приближение смерти. Или, может быть, наоборот, почувствовала, что все еще жива.
Я лежала на спине, на опавшей листве, под которой копошились и хлопотали миллионы микроскопических живых существ. Подняла пустую раковину, сброшенную улиткой, и раздавила в руке. Острые осколки больно впились в пальцы. Дыхание постепенно выравнивалось, замедлялось.
Но сердце продолжало сильно биться от ощущения свободы. Здесь я была никем и одновременно всем, набором клеток и атомов, как любое живое существо, которое дышит и существует на этой земле. Я наслаждалась тишиной и спокойствием, чувствуя запах непрерывной и нескончаемой жизни. Я сделала глубокий вздох, чтобы украсть хотя бы кусочек ее.
