Во мне бушует гнев. Он обжигает так сильно, словно внутри меня тлеет горящий уголь и его жар охватывает мой желудок, грудь, идет выше и выше, перехватывает горло, и мне уже трудно дышать. Я больше не могу сдерживать свою боль.
Меня трясло. Я крепко, до красноты, напряг и без того сжатые горячие кулаки, готовые нанести удар в любой момент. Они просто чесались, чтобы выплеснуть через костяшки накопившуюся во мне ненависть к своей жене, превратить ее в кровавое месиво и груду сломанных костей.
«Да, – услышал я голос. – Сделай это. Сделай.
Кулаками! Кулаками!
Давай, Сэм. Сделай это. За всю боль, за все обиды. За всех женщин, которые несправедливо поступили с тобой».
Женщины… Их было так много, жестоких интриганок.
Лгуньи.
Все они умеют так хорошо врать и изворачиваться.
* * *
Я вложил всю свою силу в кулак и обрушил на нее первый удар. Она согнулась.
«Еще! – возопил голос. – Сильнее. Чтобы она почувствовала!»
Я отшатнулся назад, размахнулся – и снова ударил ее. Потом еще и еще, до боли в костяшках. Я слышал крики, жуткие, звериные. Они не прекращались, но я не обращал на них никакого внимания, продолжая ее избивать.
– Получай, получай, потаскуха! Чертова сука!
«Еще, Сэм, еще».
– Лгунья! Сука! Убогая шлюха, а не мать! Жалкая пародия на женщину. Жестокое чудовище. Ты не заслуживаешь того, чтобы жить!
Крики усилились. На моих руках была кровь. Я остановился, чтобы вытереть слезы и слюну с лица. Я задыхался от напряжения, пот струился по лицу. Меня трясло. Оказывается, это кричал я сам.
Посмотрел на Мерри. Она уже не была моей женой – просто жалким, окровавленным, никому не нужным существом, валявшимся в углу без сознания.
«Хорошо, – сказал голос. – Ты все правильно сделал, Сэм. Ты – молодец».
Я вытер глаза. Глубоко вздохнул. Попытался сфокусировать взгляд, справиться с бешеным сердцебиением.
– Вот и славно, – произнес я наконец. – Думаю, с меня хватит.
В машине, когда ехал домой, я постоянно возвращался к нашему разговору с Карлом. О том, что у нас у всех есть тайны. Но именно ее тайны перечеркнули нашу жизнь. Всю нашу жизнь.
– Ты обозлен, – как-то сказала мне Малин, еще до того, как все это случилось.
Но какой был смысл копаться в своих чувствах? Облегчать свою душу, как говорят.
– Вы постоянно вспоминаете прошлое. Глубоко погружаетесь в воспоминания. Остро чувствуете боль. Но это хорошо, – говорил психотерапевт. – Не бойтесь признать правду. И не бойтесь своей боли.
Чушь!
Я все время пытался, после того как в Нью-Йорке все пошло наперекосяк. Тогда Тесс непрестанно твердила одно и то же, что я обязан заплатить за все, что сделал. Я подумал, что нужно что-то менять. Что у меня появится шанс изменить свою жизнь. Что я могу попытаться. Но все осталось по-прежнему.
Ничего никогда не меняется.
Потому что все женщины одинаковы. Это закодировано в их ДНК.
Фрэнк
Атмосфера в доме накалена до предела. Сэм и Мерри бродят как привидения. Он постоянно находится в полупьяном угаре, она – в оцепенении.
Его не было почти целый день вчера. Уехал куда-то на машине, оставив нас с Мерри вдвоем в доме. Она не вымолвила ни слова, почти восемнадцать часов крепко спала. Один раз я просунула голову в дверь спальни, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Укрывшись одеялами, она отгородилась от этого мира.
Мерри ничего мне не рассказала. Свидетель. Какой свидетель? Не могу представить, кто бы это мог быть.
Я приготовила обед и стала смотреть расписание авиарейсов. Без сомнения, пора мне отсюда уезжать. Сейчас, когда Мерри оправдали и она свободна. Честно говоря, не могу дождаться момента своего отъезда. Сбежать от всей этой тоски, цинизма и порочности, которыми наполнена их жизнь. Теперь, когда поднят занавес и сброшены маски, она выглядит совсем по-другому.
Думаю, что последую прежде намеченному плану и полечу в Италию. Впрочем, могу отправиться куда угодно.
У меня есть друзья и в других частях мира, много друзей. Они наперебой приглашают меня в гости: «Приезжай ко мне. Я буду ждать, Фрэнк». И я приеду.
Ален – в Париже, Орен – в Брюсселе, только что переживший развод Николай – в небоскребе в Гонконге.
Да, это будет новая глава в моей жизни. Передо мной открывается целый мир новых возможностей. И я чувствую, как меня охватывает радостное возбуждение.
Пришло время взять в руки лопату и выкопать себя. Это был один из принципов моей мамы. По ней всегда было видно, что она из деревни. Но мама была права. И я научилась работать лопатой. Создавала свою удачу сама, направляла свою жизнь в нужное русло.
– Ты же мне в дочери годишься, Фрэнсис, – сказал Джеральд, но я приложила палец к его губам и мотнула головой. Тогда мне было шестнадцать.
– Я тоже этого хочу, – нежно прошептала я, пытаясь его обольстить.
На мне было новое нижнее белье, красное и дешевое. Отец Мерри питал слабость к малолеткам, и все об этом знали. Я поцеловала его и стала вести рукой вниз по его брюкам, копируя жесты тех соблазняющих женщин, которых видела в фильмах. Терла его член, пока тот не затвердел в моей ладони. Он укусил мою грудь, одной рукой толкнул меня, и я распласталась на кухонном столе.
Потом его лицо исказилось страхом. Он с ужасом смотрел на меня, бледный и голый, словно испуганный ребенок. Он весь дрожал.
– Что же я наделал?
– Полагаю, мне не стоит ничего рассказывать Морин или Мерри? – сказала я. – Даже не помышляю об этом.
Мне просто надо было поступить в колледж, вот и все. На следующее утро на мой счет была переведена первая щедрая денежная сумма.
Неунывающая, сильная Фрэнк. Ты всегда находила выход даже из самых трудных ситуаций.
Зазвенел телефон. Элиас из Шанхая. Мой старинный друг, мы вместе учились в школе бизнеса. Два года назад он прочитал книгу о радикальной честности и с тех пор практикует ее.
– Я тебя больше не люблю, – сказал он своей жене. – Ты мне противна.
Она развелась с ним, и он переехал в Китай.
– Что ты там делаешь, в самой заднице мира? – спросил он меня.
– Навещаю свою старую подругу, – ответила я.
– И как тебе там?
– Честно говоря, скучновато, – поморщилась я.
А ведь так и было на самом деле. Сейчас мне кажется забавным, что я ко всей этой жизни стремилась.
Остаток дня я дремала и читала. Позанималась йогой. Прикончила упаковку ржаных крекеров и мягкого сыра. Окинула взглядом гостевую спальню, которая сейчас выглядела неубранной, холодной и неприветливой.
