– Через час я встречаюсь с Дэвидом Гилбертом.
– Клиент будет присутствовать?
– В этом нет нужды. Гилберт виделся с ним вчера, – коротко ответила я, радуясь тому, что сумела убедить своего солиситора, будто в дополнительном совещании в узком кругу перед слушаниями нет решительно никакой необходимости.
– Как по-твоему, вы сможете завтра договориться?
– Ты имеешь в виду, не думаю ли я, что дело все-таки дойдет до суда?
– Не забывай о чудесном гонораре, – пропел он, радостно потирая руки.
– Я бы предпочла, чтобы этого не случилось.
Пол опустился на соседний стул. Побарабанив пальцами по крышке из грецкого ореха, он быстро утихомирился и выложил ладони на стол.
– С тобой все в порядке? – спросил он наконец.
– В полном. А почему ты спрашиваешь?
– Сам не знаю. Но ты стала немного… другой.
– Просто я очень занята, – заявила я, закрывая ноутбук.
– Ты подала заявление на шелковую мантию?
– Подам сегодня, пусть и в последний момент. – Я улыбнулась.
– В последний момент? На тебя это не похоже.
– Как я уже говорила, я очень занята.
Пол кивнул, но было видно, что я его не убедила.
– Я договорился с Лиз Скуайрес о том, что она встретится с тобой. Она возглавляет группу консультантов, которые многим помогли получить шелковую мантию, ведя их до конца процесса.
– И сколько это будет стоить?
Мы оба умолкли. Слушая тишину, я думала о том, как редко она воцаряется в лондонском офисе в наше время.
– Ты ведь знаешь, что, если у тебя возникнут проблемы, ты всегда можешь обратиться ко мне?
– Знаю. И ты можешь обо мне не беспокоиться.
– Точно?
– Пол, скажи мне, что все-таки происходит?
– Сегодня я разговаривал с судьей Херрингом. Ты должна была встретиться с ним во вторник за ленчем.
Предполагалось, что Малькольм Херринг станет одним из референтов моей заявки на звание королевского адвоката. Уважаемый человек, обладающий нужными связями, судья Высокого суда – положительная рекомендация от него означала бы, что половина пути к шелковой мантии уже пройдена. Но, мучаясь с похмелья и договариваясь о встрече с доктором Кацем, я совсем забыла о нем и подвела его.
Я неловко заерзала на стуле.
– Мне нездоровилось, и я проспала почти целый день. А позвонить, чтобы отменить встречу, я не могла.
– Попросила бы об этом меня.
– Ты и так занимался перепланировкой моего графика.
– Кстати, Том получил предписание на общение с детьми по делу Браун против Брауна. Он добился того, чего хотела ты.
– Естественно.
Пол потер подбородок и с неодобрением покосился на меня.
– В общем, как я уже говорил, если я тебе понадоблюсь, тебе достаточно просто попросить.
– Я знаю, – негромко ответила я.
Лицо его посуровело, а в мягких глазах промелькнуло предостережение.
– В конторе мы все – одна семья. Я буду защищать тебя, чего бы это мне ни стоило. Но тебе нужно рассказывать мне все, потому что я смогу помочь тебе, если только буду знать правду.
Я улыбнулась и с благодарностью накрыла его руку своей, думая о том, как легко научилась лгать.
Глава четырнадцатая
Даже я удивилась, когда на следующее утро Донна Джой не явилась на слушания по окончательному урегулированию спора. Судья пребывал в ярости, ее юридические советники молчали, словно набрав в рот воды, а Мартин с каменным лицом вышел из комнаты, когда слушания были отложены. Сегодняшнее заседание ничуть не походило на предварительные слушания по делу, во время которых явка сторон была необязательной. Отсутствие одного из участников означало остановку урегулирования спора. Утро пропало зря, и, хотя Роберт Паскаль заявил Дэвиду Гилберту, что беспокоится о миссис Джой, все участники испытывали вполне понятное раздражение, а величественная атмосфера Высокого суда лишь добавляла драматизма в происходящее.
Впрочем, нельзя сказать, будто необязательность и эгоизм Донны поразили меня. Нет, они лишь заставили меня возненавидеть ее еще сильнее. В глубине души я задавалась вопросом, как можно быть такой надменной и бесцеремонной эгоисткой, а в ушах по-прежнему звучали слова Фила Робертсона: «Готов биться об заклад, что никакой развод им и даром не нужен». Чутье подсказывало мне, что она затеяла какую-то игру, а я оказалась на нейтральной полосе между двух огней.
Взглянув на часы, я увидела, что еще нет и одиннадцати. Слушания должны были продолжаться до самого вечера, так что мне предстояло каким-то образом убить несколько часов. Мартина нигде не было видно, чему я, откровенно говоря, только радовалась. Мне удавалось избегать его всю неделю. Он прислал сообщение во вторник, приглашая меня на ужин, но я ответила, что до четверга буду занята в суде Бирмингема, и играла с ним в прятки вплоть до самой последней минуты, когда мы накоротке совещались перед слушаниями по окончательному урегулированию спора. Тут мне уже не пришлось притворяться, изображая сугубый профессионализм, что было вполне естественно.
– Поговорим? – коротко спросил Дэвид.
– Разве есть что обсуждать? – ответила я, поджав губы. – Кроме того, Мартин куда-то исчез.
– Что ж, полагаю, нам ничего не остается, как назначить новую дату.
Я кивнула.
– Почему бы тебе не позвонить мне попозже? Ну, хотя бы Паскаль заткнулся, – добавила я. Единственное, что меня радовало, это воспоминание о том, как он лебезил и пресмыкался перед своим солиситором.
Выйдя из здания суда, я пешком направилась обратно в контору. Мой излюбленный путь в Темпл пролегал через дыру в стене на Флит-стрит. Иногда я воображала ее эдаким магическим порталом, машиной времени, которая переносит меня из шума и суеты Лондона двадцать первого столетия в волшебное место, где время остановилось. Я быстро шагала по тропинке мимо розничных торговцев, бывших конюшен сурового вида, перестроенных в жилое здание, и Дома доктора Джонсона
[16]. Гнев и отчаяние распирали меня. С таким настроением я подошла к церкви, один вид которой всегда действовал на меня умиротворяюще. Ее спокойное величие и девятисотлетняя история были неразрывно связаны с орденом тамплиеров. Я никогда не считала себя истинно верующей, но часто заходила внутрь. Вот и теперь я приостановилась, раздумывая, не войти ли сейчас под ее прохладные своды, чтобы попытаться успокоиться.
Не успела я остановиться, как чья-то рука легла мне на плечо. Ахнув, я резко обернулась.
