– Ты хотел поговорить, – сказала я наконец, открывая глаза и глядя прямо перед собой.
– Я солгал тебе вчера, – ответил он непривычно неуверенным голосом.
Я молчала, приказывая себе успокоиться.
– Ты спрашивала меня, когда я в последний раз видел Донну, и я ответил, что это было в воскресенье или понедельник. Это был понедельник, – все-таки произнес он. – Я виделся с ней в понедельник.
Я не смотрела на него, вперив взор в блеклую водянистую линию горизонта.
– И почему же ты солгал?
– Она прислала мне текстовое сообщение, что хочет встретиться еще раз. Написала, что хочет поговорить наедине перед слушаниями по окончательному урегулированию. Мы вместе поужинали и вернулись домой.
– И что же было дальше? – подтолкнула я его.
– Мы поговорили, выпили…
– А потом занялись сексом, – закончила я.
– Да, именно так.
Я молчала по меньшей мере целую минуту.
– И для чего ты мне это рассказываешь? Полагаю, у тебя есть на то причина.
Голос мой обрел покровительственные интонации, которые я использовала в суде.
– Фран, не надо. Перестань. – Он остановился. – Это была ошибка, и я сожалею о ней.
– Мне она таковой не показалась.
«Не показалась». А ведь я должна была сказать «не кажется». Оставалось надеяться, что он не заметит моей оговорки.
Мартин замедлил шаг.
– Я выпил, она пустила в ход все свое обаяние… А вчера я не сказал тебе об этом, потому что понимал, как неубедительно выглядели бы мои оправдания.
– Ну и как, ты получил удовольствие? – Вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела прикусить язык.
– Фран, не усложняй мое и без того неловкое положение.
В синеватых сумерках лицо Мартина казалось бледным, словно из жил у него высосали всю кровь.
– Она получила оргазм? – поинтересовалась я. Мне вдруг захотелось узнать все, даже мельчайшие интимные подробности. Он не ответил. – Я не думаю, что у тебя с ней все кончено, – еле слышно произнесла я, и ветер тут же подхватил и унес прочь мои слова, но Мартин все равно уловил их.
Остановившись, он коснулся моих пальцев, но я отдернула руку.
– Я хочу быть с тобой.
Я без сил опустилась на скамью и стала смотреть на море. В животе у меня образовался ледяной комок, и я с трудом заставляла себя мыслить связно.
– В прошлый раз она тоже хотела поговорить. Ты и тогда ее трахал?
– Нет.
– Скажи мне правду, Мартин.
– Я говорю тебе чистую правду.
– Тогда почему ты не отвечал на мои звонки в тот вечер?
Голова у меня шла кру´гом. Мне нужно было знать, но при этом я совсем не была уверена, что вынесу это знание.
– В моем телефоне села батарея, клянусь. Послушай, теперь мне нет никакого смысла лгать. Я хочу быть с тобой абсолютно честным, потому что не желаю терять тебя.
– Об этом тебе следовало бы подумать еще в понедельник.
– Я был идиотом.
– Да.
Я подняла выброшенный на берег кусок плавника, размахнулась и швырнула его в море, а потом стала наблюдать, как волны, подхватив его, перебрасывают друг другу. Встав, я зашагала обратно, в сторону дома.
– Фран, прошу тебя, дай мне еще один шанс. Когда я был с ней, то понял, что хорошо мне только с тобой.
Я развернулась к нему лицом.
– Я больше не могу доверять тебе, – надтреснутым голосом произнесла я.
Слезы хлынули у меня из глаз. Я ненавидела себя за это, ненавидела за то, что превратилась в какую-то беспомощную тень самой себя.
Он подошел ко мне вплотную и взял мое лицо в ладони.
– Я люблю тебя, – сказал он, и я закрыла глаза, уловив ласку и заботу в его словах и черпая в них силу.
Я крепко зажмурилась, чтобы сдержать слезы и перестать плакать. Он сделал еще один шаг и зарылся лицом мне в волосы. В кольце его рук я чувствовала себя совсем слабой.
– Я люблю тебя, – прошептал он, не разжимая объятий, и я прижалась щекой к мягкой шерсти его пальто. Гнев и досада в моей душе сменились чувством глубочайшего удовлетворения.
Казалось, мы целую вечность простояли, обнявшись. Он уронил руки вдоль тела, а потом стиснул мои ладони, и этот жест показался мне правильным и совершенно естественным.
– Давай возвращаться, – сказал он, глядя на заросший тростником болотистый берег.
Над нашими головами собирались темные зловещие тучи. Резкими порывами задул ветер, поднимая белые барашки и заставляя волны накатываться на прибрежную гальку с резким шорохом, похожим на стук трещотки на хвосте у гремучей змеи.
– Надвигается буря, – заметил он, и мы ускорили шаг.
Миновав ворота, мы вернулись в усадьбу Дорси-Хаус. У самой воды стоял дощатый сарай с черными стенами, украшенный выцветшими оранжевыми спасательными буйками и синими канатами.
– Что это? – спросила я, когда он поднял кирпич и извлек из-под него ключ.
– Старый устричный сарай. Я люблю ночевать здесь, когда приезжаю в Дорси.
– В большом доме тебе одиноко? – улыбнулась я. – Вот что бывает, когда богачи покупают дома, которые оказываются слишком огромными даже для них.
– Мне нравится слушать шум прибоя и разводить костер на берегу.
– Что ж, причина достаточно веская. – Я улыбнулась, когда Мартин отпер дверь и жестом пригласил меня внутрь.
Обстановка внутри была скудной: стол и стул, дровяная печка и железная кровать, застеленная наподобие дивана.
Мартин взял растопку, достал из железного ведра несколько номеров «Файненшл таймс», скомкал их и развел огонь. Мне нравилось наблюдать за ним. За тем, как он присел у огня подобно первобытному человеку, такой сосредоточенный, за его мускулистыми руками, гладкими и загорелыми. Порез на костяшках придавал ему слегка свирепый вид.
– Отличное место, – прошептала я, глядя, как занимается в печке огонь. С каждым треском поленьев в хижине становилось все теплее и светлее.
– Давай останемся здесь на ночь, – предложил он, посмотрев на меня.
– У меня же с собой ничего нет, – рассмеялась я, вспомнив, что даже не надела лифчик.
По жестяной крыше забарабанили капли дождя.
– У нас может не оказаться иного выхода, – улыбнулся он.
– Остров будет отрезан от суши? – спросила я, ужасаясь и восторгаясь одновременно.
– Скорее всего.
Мы оба сняли пальто, и на мгновение в сарае повисло неловкое молчание.
– Прости меня, пожалуйста.
